Стародум. На первый случай сгодилось бы и к тому, что ежели б случилось ехать, так знаешь, куда едешь.
Г-жа Простакова. Ах, мой батюшка! Да извозчики-то на что ж? Это их дело. Это таки и наука-то не дворянская. Дворянин только скажи: повези меня туда, – свезут, куда изволишь. Мне поверь, батюшка, что, конечно, то вздор, чего не знает Митрофанушка.
Стародум. О, конечно, сударыня. В человеческом невежестве весьма утешительно считать все то за вздор, чего не знаешь».
Это, конечно, едкая сатира, и «Митрофанушки» не были такой уж редкостью, но князь Юсупов был убежден, что вверенные его попечению кадеты должны быть людьми разносторонне образованными. Более того, он всячески поощрял их тягу к искусству и даже к театру, который тогда лишь зарождался на русской почве. При его активном одобрении кадеты поставили пьесу их бывшего соученика, а на тот момент «корпусного офицера», одного из первых отечественных драматургов Александра Сумарокова.
Литературовед Григорий Гуковский, анализируя его творчество, так характеризует Кадетский корпус юсуповского периода: «Нужно было добиться превращения российского помещика в “рыцаря” на западный лад. Кроме наук, кадетов обучали не только танцам, но и декламации (в корпусе преподавалось множество наук, и студент мог специализироваться в той или иной области; вообще прохождение курса не было унифицировано). В особенности отчетливо этот салонно-аристократический стиль приобрело корпусное воспитание при Елизавете, когда и в личном составе служащих корпуса произошли последовательные перемены: германское делячески-бюргерское влияние заменилось влиянием французским, которому суждено было сыграть столь большую роль в образовании психики русского дворянского интеллигента. Идеал голландской верфи уступил идеалу Версаля».
И здесь, конечно, немалую роль играло и то, что сам Борис Юсупов свою гардемаринскую юность провел именно во Франции, в галантной атмосфере страны – законодательницы мод того периода. Стремясь воспитать разносторонних личностей, сам он вполне мог служить им образцом.
Еще одно направление его активности, как говорилось в документах елизаветинских времен, – «улучшение выделки русских сукон». Еще будучи президентом Коммерц-коллегии, он внимательно вникал в дела Ряшковской суконной фабрики. Позднее она полностью перешла в его распоряжение. И князь взялся за дело с размахом – производство начало обеспечивать тканями всю русскую армию.
Для улучшения качества шерсти, идущей на производство мундиров, Юсупов закупает голландских овец, а также нанимает опытного в налаживании подобного производства прусского подданного Рейнгольда Бобента. Он ставит перед ним задачу не просто наладить работу на фабрике, но и обучить специально отобранных князем людей, чтобы в дальнейшем уже они могли сами курировать все процессы.
Императрица пожаловала фабрику вместе с приписанным к ней селом и его обитателями в вечное потомственное владение Юсупову. А князь обязался поставлять в армию ежегодно 30 тысяч аршин сукна разных цветов. Так предприимчивость Бориса Григорьевича заметно приумножала богатство рода.
Но помыслы князя распространялись не только на образовательные и торгово-промышленные сферы. Он пытался изменить положение дворянства как сословия. Дело в том, что в те времена оно был воистину служилым. В системе, которую создал Петр I, «закрепощены» были и помещики, а не только крестьяне. С началом войны со шведами все дворянские отпрыски с 17 лет поступали на военную сухопутную либо морскую службу. Так было и с самим Борисом Григорьевичем.
Причем служба была фактически бессрочной. Позднее она сократилась до 25 лет. Но дворяне вовсе не стали свободны, как в той же Франции. Они были государевыми слугами.
Вот как Николай Борисович Юсупов – младший описывает суть предложений, с которыми его прадед обратился к наследнику престола, будущему императору Петру III: «Князь Борис Григорьевич обращал внимание государя наследника престола в особенности на то, что разных утеснений и затруднений дворянство со временем может лишиться своих прав и преимуществ, от чего нельзя ожидать ни спокойствия в жизни, ни пользы для государства. Он представлял со своей стороны, что и не принуждая к вечной службе можно с добрым порядком не только устроить армию и гражданскую часть, но и поправить внутренне правление, расширить города, завести академии, обогатить дома и селения, и все это послужило бы к бессмертной славе государя, пользе отечества, чести дворянства – на поприще военной и гражданской службы».
Конечно, Юсупов не один выходил с подобными инициативами. И несомненно, они сыграли свою роль в том, что, воссев на престол, в своем первом же обращении к Сенату Петр III заявит, что он «из высочайшей своей к верноподданным отеческой милости соизволил дворянам службу продолжать по своей воле, сколько и где пожелают, а когда военное время будет, то они все явитися должны на таком основании, как и в Лифляндии с дворянами поступаетца». И велит издать знаменитый Манифест о вольности дворянства.
Это, конечно, был крайне важный, но и весьма неоднозначный документ. С одной стороны, права и свободы, например, в той же Англии постепенно «спускались» сверху – от баронов, добившихся от короля подписания Великой хартии вольности, – на прочие сословия. Да, и Пушкин стал тем, кем стал, во многом потому, что, как сам говорил, был уже из «третьего поколения непоротых дворян». Мы помним, что при Анне Иоанновне пороли не только дворян, но и дворянок, и даже княжён.
С другой стороны, дворяне получили «вольную», а крестьян, наоборот, еще больше закрепостили, и пороть стали еще интенсивнее. Во многом возмущение, усугубленное слухами, что государь освободил всех, да дворяне скрыли правду, а царя свергли и на его место Екатерину поставили, и спровоцировало Пугачевское восстание.
Да и «Митрофанушки» появились только благодаря «вольности дворянства», когда помещики перестают нести ответственность за образование своих отпрысков. Что с высокородными невеждами было бы при Петре Великом – страшно подумать.
Впрочем, сам Борис Григорьевич печальных плодов своей инициативы уже не увидел. Он скончался в марте 1759 года, за две недели до смерти сдав по болезни руководство Корпусом самому наследнику престола – великому князю Петру Федоровичу.
Помимо всех чинов и званий, князь Юсупов, как сам с гордостью заявлял, был «обоих российских орденов кавалер». И их действительно тогда было только два. Орден Святого Александра Невского ему пожаловала Анна Иоанновна, а Елизавета Петровна – Святого Апостола Андрея.
Свои владения и доходы он в 1755 году описывал так: «Деревень за мною ныне имеется в великороссийских городах и уездах 4851 душ, да в Белгородской и Воронежской губерниях черкас 632 двора. Жалованье по силе Ея Императорского Величества указу ноября 11‐го дня 1745 года получаю по рангу генеральскому и с рационами половинное, да по штату Шляхетского кадетского корпуса главного директора 1000 рублей».
Что ж, можно сказать, жизнь удалась. Бывший гардемарин сумел провести свой корабль между опасными рифами. И все же его фигура была неоднозначной. Весьма показательно, что в приложениях к своему двухтомнику «О роде князей Юсуповых» Николай Борисович – младший отстаивает