Новый император Александр I ценил князя не меньше, чем отец и бабка. И в день своего восшествия на престол он наградил маршала своей коронации алмазными знаками ордена Святого апостола Андрея Первозванного.
Впрочем, при Александре Юсупов прослужил недолго. Николай Борисович – младший рассказывает: «В 1804 году князь по расстройству его здоровья был Всемилостивейше уволен от должности до выздоровления, с дозволением ехать в чужие края. Расскажем здесь происшествие, случившееся во время пребывания князя в Париже. Когда он прибыл туда и был принят при дворе Наполеона I со всем почетом, соответственным его высокому значению, Наполеон, показывая особое уважение к нему, предоставил ему право присутствовать при всех спектаклях в императорской ложе, благосклонность, которою дотоле пользовались одни владетельные особы царственного рода. В один вечер, когда князь Николай Борисович прибыл в театр, придверник ложи, предполагая ошибку, остановил его вопросом: “А вы король?” “Нет, – отвечал с достоинством Николай Борисович, – Я русский князь”. И придверник, почтительно поклонясь, отворил императорскую ложу».
Трудно судить, насколько повод ухода с государевой службы – «расстройство здоровья» – соответствовал действительности. В своем труде «Другой Юсупов» исследовательница Валентина Иванова отмечает: «Существовала и другая, неизвестная широкому кругу читателей сфера деятельности Юсупова, крупного землевладельца, хваткого предпринимателя, оборотливого “фабриканта”, расчетливого собственника колоссальной недвижимости и практичного хозяина “Большого Каменного дома” в Москве. В управлении своими многочисленными поместьями Юсупов опирался не только на традиционные для крепостнической России формы ведения хозяйства (землевладение с земельной рентой в виде барщины или натурального и денежного оброков), но и на развитие мануфактурного производства и установление прочных рыночных отношений с торговыми, финансовыми и промышленными кругами России».
Вот развитием своего более чем обширного хозяйства князь и занялся со всей присущей ему энергией. Иванова пишет: «К моменту приобретения подмосковного имения Архангельское (1810) в собственности Юсупова уже находились 55 вотчин в 15 губерниях России с населением свыше 22 тыс. человек, из которых 8 тыс. трудились на барщине, а остальные 14,5 тыс. крепостных крестьян облагались натуральным и денежным оброком. <…> Сам князь Н. Б. Юсупов в ежегодном “Объявлении” в Московское Губернское дворянское собрание о своих “оброчных и других экономических денежных доходах” писал 16 апреля 1812 г.: “На основании Высочайшего Манифеста, последовавшего сего года в 11‐й день февраля, с состоявшего за мною имения в губерниях: Московской, Тульской, Рязанской, Калужской, Ярославской, Костромской, Нижегородской, Володимерской, Псковской, Астраханской, Курской, Слободско-Украинской, Воронежской и Полтавской за вычетом по залогу в Государственных заемных банках я имею на сей год доходу двести тысяч рублей, с коих по табели раскладки сбора следует двадцать тысяч рублей, которые взнесены быть имеют в Московскую Казенную палату. В другие же губернии по состоянию моего имения о объявлении здесь сего взноса дано знать особо. Подлинное подписано тако: к сему объявлению князь Николай княже Борисов сын Юсупов руку приложил”».
Исследовательница дополняет эти сведения: «В “Объявление” не вошли данные о доходах, получаемых князем с астраханских рыбных ловель и по “фабрикантской сумме” (Ракитянская, Никольская, Спасская суконные мануфактуры, шерстяная фабрика в Подмосковном селе Толбине, а также Ряшковская суконная и Купавинская шелковая мануфактуры)».
Весьма показательно, что, даже пребывая во Франции и пользуясь гостеприимством, оказанным ему Наполеоном, князь, похоже, ни на день не забывал о своих российских имениях и посылал из Парижа распоряжения по поводу самых простых хозяйственных задач.
Князь писал управляющему Ракитянской канцелярии И. М. Щербакову:
«Иван Матвеевич. Я приехал в Париж и пробуду несколько недель. Прошу выполнить все, что было мною предписано. Ибо, как вам известно, точность – душа порядка…
…Если можно продать в городах просо, то сделать расчеты, чтобы перевозить наймом… Я замечаю затем, что опасаюсь, чтобы в скирдах хлеб не попортился от времени, и для того прошу посмотреть, хороши ли сверху оные скирды закрыты, риги также чтоб были отделаны, и машину, которая, надеюсь, уже из Москвы привезена и теперь на месте и в действии, и чтоб мастер, которого привезти постараюсь, дабы исправить старую молотильню, которую я видел в риге, прошу, как он будет оную ставить, чтобы слесарь старик писаревский тут был и чтобы он после мог, если что попортится, исправить…»
Согласитесь, это поразительно – собираться, возможно, в этот момент в королевскую театральную ложу и помнить при этом «старика слесаря писаревского». Это очень характерный момент для понимания личности князя.
А вот еще один совершенно потрясающий образец деловой переписки Юсупова – его послание управителю в Москву по поводу ненадлежащей ситуации в одном из имений: «Иван Щедрин. Я пишу из Ракитной… Приказчика некто Кондратович нанял почти полоумного, ничего не знает, все его обманывают, и никто не слушает. Управлял всем Сидорка, которого я отправил в Ряшки, чтобы их, приказчика и Сидорку, развели… Надобно искать в Москве человека умного и надежного и не пожалею 1000 рублей жалования, чтобы быть покойны и сохранить мужиков, ибо и их он от глупости разорил…»
«…Ради Бога, как получишь сие письмо, то… скачи ко мне как можно поскорее… Я тебя более 5‐ти дней здесь не задержу. Меня Кондратович совсем разорил, и ты себе не можешь представить, как запутаны дела и как их распутать…»
Князь регулярно объезжал свои владения. Несмотря на с годами пошатнувшееся здоровье, Николай Борисович ежегодно покрывал тысячи верст, проверяя, как справляются в разных концах страны с управлением его хозяйством местные «сидорки».
Отметим, что помимо вечной, можно сказать, классической проблемы – ухабистых летом и непролазных осенью дорог – в путешествиях по России можно было столкнуться не только с парной дорогам проблемой – дураками, но и с разбойниками. Как правило, князя сопровождал конвой, состоявший из сотни вооруженных мужиков.
В частности, для подобных поездок Николай Борисович использовал дорожную карету-дормез. Увидеть ее можно и сегодня в Архангельском. Она очень неплохо сохранилась. И осмотрев ее, легко представить себе все особенности путешествий князя по просторам России.
Сиденье в кузове легко трансформировалось в спальные места. Отсюда и термин «дормез», от французского слова dormir – спать. Вертикальные S-образные рессоры обеспечивали меньшее раскачивание кузова при движении по грунтовым дорогам. Еще одна характерная деталь: снаружи на задней стенке имеется полукруглый выступ – футляр для хранения клинкового оружия, защиты от лихих людей. Кроме того, сзади в дормезе предусмотрено место для отдыха кучера. Предполагалось, что карета может продолжать движение круглосуточно, если возничие будут сменять друг друга.
Со временем князь все больше времени проводит в Москве. Имперский Петербург его уже не манит своим блеском. Юсупов достиг высших почестей, и он сосредоточивается на своем любимом владении.
6 октября 1810 года Николай Борисович приобретает «село Архангельское с деревнями» с населением «мужска пола 350 душ, а женска 381 душа со всеми