Юсуповы - Дмитрий Борисович Тараторин. Страница 31


О книге
скульптуре Кановы ‘Амур и Психея’ отбили руки и ноги. Бедняга Юсупов!”»

Когда последствия этой катастрофы были успешно устранены, князь продолжил созидать свой «парадиз». В чем же секрет очарования этого места? Лучше всего об этом сказал Феликс. Уже в эмиграции, сочиняя свои мемуары и описывая место, с которым были связаны многие прекрасные воспоминания его детства и юности, князь писал: «Повидал я немало дворцов и особняков, видел и пышней, и роскошней. Но гармоничнее – никогда. Нигде искусство не сочеталось так счастливо с природою».

И никак не скажешь, что Феликс пристрастен. Напротив, его взгляд вполне объективен. Так и есть, по сей день. Архитектурно-ландшафтная гармония, несмотря на смену эпох и общественно-исторических формаций, завораживает любого, кто здесь оказывается.

Не остался равнодушен к этим красотам и сам Лев Троцкий. Создатель Красной армии поселился здесь, уже, разумеется, после революции, после того, как хозяева дворца были вынуждены его покинуть. Когда советское правительство перебралось в Москву, нарком одним из мест обитания избрал бывшую княжескую усадьбу.

Согласно местным легендам, Троцкий даже познакомился с одним из призраков Архангельского. Да-да, в поместьях с такой богатой историей нередко есть предания о бесплотных обитателях. Феликс так писал о том, с кем довелось познакомиться Льву Давидовичу: «Главным управляющим служил у князя француз, некто Дерусси. Барину он подчинялся во всем, но с крестьянами был жесток до крайности. Те ненавидели его и однажды вечером столкнули с крыши, а труп выбросили в реку. Виновников схватили. Им дали по пятнадцать ударов кнутом. Потом им вырвали ноздри и выжгли на лбу клеймо “убивец”. После всего заковали и сослали в Сибирь».

По поводу этого Дерусси существуют разные версии. Помимо той, что изложена Феликсом, есть и та, что обвиняет в убийстве француза не крестьян, а русских зодчих, занимавшихся отделочными работами в Овальном зале дворца. Будто бы там они и столкнули со строительных лесов придирчивого управляющего.

Рассказывают, что с тех пор его призрак можно встретить в парке. Впрочем, он не проявляет агрессии, а просто вздыхает. Активизируется он, по слухам, когда начинаются какие-нибудь строительные работы. Это, конечно, очень древний сюжет – при возведении чего-нибудь вековечного принести человеческую жертву. В истории Архангельского эту роль сыграл, согласно легенде, несчастный француз.

Овальный зал, при строительстве которого Дерусси якобы и погиб, – это композиционный центр дворца. Мощные колонны поддерживают хоры, над которыми в купольном пространстве парят «Зефир и Психея» – так называется живописное творение Николя де Куртейля, украшающее плафон и создающее и в самом деле очень воздушную и легкую атмосферу.

В теплое время года двери Овального зала раскрывались в сад, и пространство дворца органично сливалось с пленительным ландшафтом. Таков и был замысел князя – создать пространство созерцания прекрасного, где произведения искусства сливаются с природными красотами.

По сторонам от Овального зала располагаются парадные покои, в которых размещалась богатая коллекция живописных работ. Гордостью Юсуповых была обширная библиотека, в которой имелись подлинно уникальные книги.

Феликс Юсупов вспоминает: «В детстве я боялся подойти к библиотеке, потому что в ней сидела за столом заводная кукла в костюме и с лицом Жан Жака Руссо. Заведешь – движется».

Перед дворцом – верхняя терраса. На ее балюстраде расставлены мраморные вазы. С ее высоты открывается захватывающий вид на нижнюю террасу и большой партер.

И террасы, и лестницы украшены многочисленными скульптурами. Прогуливаясь здесь, князь мог мысленно общаться с мраморными героями, императорами и полководцами Античности. В парковом пространстве также «поселились» прекрасные скульптуры. Они именно «живут» в нем, настолько органично статуи там расположены. Многие были созданы в московских мастерских Кампиони, а также в петербургской – братьев Трискорни, из мрамора, который по заказу Юсупова доставлялся из итальянской Каррары.

Обрела достойное место среди красот и диковинок Архангельского и статуя Екатерины Великой. Феликс пишет про дань, отданную ей Николаем Борисовичем: «В парке в честь боготворимой государыни воздвиг храм с надписью “Dea Caterina” на фронтоне. Внутри на пьедестале высилась бронзовая статуя императрицы в образе Минервы. Перед статуей стоял треножник, на нем – курильница с пахучими смолами и травами. В глубине на стене прочитывалось итальянское: “Tu cui concede il cielo e dietti il fato voler il giusto e poter cio che vuoi”. То есть: “Ты волею неба жаждешь правосудия, ты волею судьбы творишь его”».

Николай Борисович, рассматривая Архангельское исключительно как место, где все должно способствовать эстетическим наслаждениям, запретил здесь какие-либо сельскохозяйственные работы, но зато открыл три фабрики.

Феликс пишет: «Близ парка поставил князь две фабрики – фарфора и хрусталя. Выписал мастеров, художников, материалы севрской мануфактуры. Все изделия фабрик дарил друзьям и почетным гостям. Вещи с клеймом “Архангельское 1828–1830” нынче на вес золота». Расскажем об этих затеях князя чуть подробнее.

Разумеется, возглавляя дворцовые стекольный и фарфоровый заводы, князь досконально вник в соответствующие процессы и захотел создать собственные образцовые производства. Хрустальный завод появился в Архангельском еще в 1814 году. Специально обученные мастера занимались здесь гранением, шлифовкой, полировкой привозных заготовок. Изделия создавались по образцам, которые присылал сам князь. В основном все эти графины «водошные», бокалы, чаши под варенье и много другое производилось для нужд самого владельца. Впрочем, уже в 1825 году предприятие было признано убыточным и вскоре закрыто.

А вот фарфоровое производство было куда ближе сердцу Юсупова. Здесь можно было поставить перед своими мастерами цель создать подлинные шедевры. Фарфоровое «белье» закупалось на Севрской мануфактуре, заводах Мейсена, Парижа и Вены. Крепостные художники расписывали посуду в соответствии со вкусами хозяина. Часто на юсуповском фарфоре можно увидеть цветочные букеты, гирлянды из листьев, трав и цветов.

В качестве образцов для рисунков использовались изделия Венского и Севрского заводов, альбомы гравюр. Кроме того, обширная живописная коллекция князя также служила источником сюжетов.

Самые известные произведения фарфорового заведения Юсупова относятся к 1820‐м годам. Среди них прославленные Аракчеевский сервиз, серия тарелок с видами села Грузина, а также небольшие сервизы дежене (для завтраков) на одну-две персоны, преподнесенные в 1826 году императору Николаю I и членам царской семьи. После кончины Николая Борисовича это производство было закрыто его сыном Борисом как не приносящее дохода.

А вот фаянсовая фабрика в Архангельском была вполне прибыльной. Общепризнано, что качество фаянса, а также методы декорирования, там применявшиеся, ставят ее на уровень ведущих производств того времени.

Но, несомненно, самой оригинальной из всех художественных затей князя стал Театр Гонзаги. Курируя театры по высочайшему повелению, Николай Борисович не мог, конечно, не создать у себя актерскую труппу из крепостных. Театральные пространства он оборудовал и в старом доме «у Харитонья», и в приобретенном им «доме Позднякова» у Никитских ворот, и, конечно, в Архангельском. Но Театр Гонзаги – это нечто совершенно особенное.

Итальянский художник Пьетро ди Готтардо Гонзага

Перейти на страницу: