Борису Николаевичу наследство и впрямь досталось огромное – 250 тысяч десятин земли, более 40 тысяч крестьян в разных губерниях России, но долги блистательного отца были тоже весьма внушительными. Впрочем, в молодости сын тоже любил покутить, поэтому в двух миллионах долга, который требовалось погасить, была и его личная доля, но, конечно, не сопоставимая с той, которая ушла на все виды «увеселений» батюшки.
Так что, решая эту проблему, Борис Николаевич не только отдал на откуп пруды для ловли рыбы и продал Московскому университету значительную часть ботанических коллекций, но даже в «Капризе» и жилых павильонах при оранжереях за плату разместил дачников.
Это была, пожалуй, некая «отмена» самого образа жизни почившего князя. Марина Яковлева в статье «Из них был славен не один», посвященной отцу и сыну, размышляет о сложности их отношений: «И насколько с благоговением Борис относился к своей матери, настолько не уважал он отца. Судя по воспоминаниям современников, отношения отца и сына были довольно сложные. И не оттого, что якобы Борис не был такой артистической натурой, как его отец, и именно поэтому им было сложно найти общий язык. Противоречивая личность Бориса Юсупова не исключала серьезного увлечения искусством. Известно, что он переводил статьи о музыке для различных журналов. А когда в Россию в 1839 году приехал никому еще тогда не известный бельгийский виолончелист Анри Франсуа Серве, Борис Николаевич был одним из первых, кто стал пропагандировать его талант. К тому же Серве писал концерты для виолончели со скрипкой совместно с Анри Вьетаном – учителем музыки сына Бориса Николаевича. А Вьетан же, как известно, стал впоследствии одним из самых выдающихся скрипачей XIX века». Так что при желании отношения отца и сына могли сложиться самым благоприятным образом. Кто был виной тому, что этого не вышло? А может быть, и сама Татьяна Васильевна, как всякая оскорбленная женщина, приложила руку к тому, чтобы сын принадлежал только ей?! «Сына своего, – вспоминал И. А. Арсеньев, – князь Николай Борисович терпеть не мог и говорил всегда про него: Ce gros benet a la nature d’un maigre commercant («Большой простофиля и мелкий коммерсант»). Кажется, что Борис Николаевич и Архангельское не любил потому, что это имение так дорого было его отцу. «Князь Борис Николаевич, – утверждала Е. П. Янькова, – никогда не живал подолгу в Архангельском, и ни разу никто у него там не выпил и чашки чаю».
Недаром популярная мудрость гласит: «Посеешь характер – пожнешь судьбу». Судьбы у отца и сына были очень разными. Интересно, что сыну один великий поэт тоже посвятил свои строки. Гавриил Державин написал в альбом его матери Татьяны Васильевны, хозяйки салона, куда поэт нередко захаживал:
Ходя в рощице тенистой,
Видел там Эрота я.
На поляне роз душистой
Спал прекрасное дитя.
Сквозь приятный сон умильный
Смех сиял в лице его,
Будто яблочки наливны
Рделись щеки у него.
Очень трогательно. Но есть и нечто печальное в этом образе – ведь в зрелом возрасте никто Борису Николаевичу стихи и не подумал посвящать. Впрочем, поведаем по порядку о жизненном пути этого очаровательного младенца.
Начало было блестящим. Шутка ли, «Эрот» стал крестником императора Павла I. И уже в детстве был включен в Мальтийский орден, чтобы впоследствии к нему перешло потомственное звание командора ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Начальное образование он получил, как и многие дворянские дети, на дому. А затем оказался в знаменитом пансионе иезуита аббата Шарля Николя, который впоследствии стал директором Ришельевского лицея в Одессе, а затем и вовсе ректором Парижской академии.
Высшее образование юный князь получал в Санкт-Петербургском Педагогическом институте. А по его окончании пошел по стопам отца – поступил на службу в Министерство иностранных дел. Вот как об этом периоде пишет сын Бориса Николаевича: «Его благородный, радушный характер, исполненный искренности, совершенно соответствовал видам его непосредственного начальника, графа Каподистрия; но столкновения с мелочными происками расчетов и честолюбия некоторых из сослуживцев возмущали князя и иногда вызывали с его стороны колкие остроты и насмешки, возбудившие против него тайное недоброжелательство, а между тем и граф Каподистрия, призываемый обстоятельствами возвратиться в свое отечество, Грецию, готовился к отъезду. Все это могло сделать для князя менее привлекательным поприще тогдашней его службы, и в 1824 году он испросил отпуск за границу».
Тем не менее служба оставила у князя неизгладимые впечатления. Впоследствии он вспоминал, какую школу жизни он прошел: «В моей молодости поручил мне граф Каподистрия составить одним делам опись, она была составлена аккуратно, но при переписке сделана неважная ошибка, и за то, что не прочитал ее с черновою, граф, несмотря на то, что я князь Юсупов, меня на три дня арестовал у себя на хлеб и воду, и спасибо ему за это».
Иоанн Каподистрия был выдающимся государственным деятелем, более того, подлинно исторической фигурой. Он происходил из аристократического греческого рода. На русскую службу поступил, когда эскадра адмирала Федора Ушакова очистила от французских сил Ионические острова и под контролем великого флотоводца там ненадолго возникла греческая республика.
В России Каподистрия сделал блестящую дипломатическую карьеру. Но как раз в те годы, когда под его началом служил князь Борис, его интересы как греческого патриота вошли в противоречие со служебным долгом. Император Александр I не поддерживал борьбу земляков графа за свободу своей родины. Политика Российской империи тогда была ориентирована на противодействие всем революционным движениям в Европе. Поэтому Каподистрия отбыл в 1822 году в бессрочный отпуск в Швейцарию.
Там он организовал помощь тайному обществу «Филики этерия», боровшемуся за независимость Греции. И когда страна обрела независимость, бывший имперский министр стал ее правителем. Впрочем, уже в 1831 году он стал жертвой покушения, заказчики которого по сей день остаются неназванными.
Это трагическое событие случилось, когда в России уже правил Николай I. Как мы помним, верховным маршалом его коронации был старый князь Николай Борисович, а вернувшийся из-за границы Борис также был включен в Коронационную комиссию.
При новом государе он продолжил службу, прерванную зарубежной поездкой: значится на различных должностях в Министерстве внутренних дел и в Министерстве финансов. Сын его Николай, рассказывая об отце, весьма скупо повествует о его служебных успехах. Отмечает только, что «он не переставал преследовать своими остротами всякое лицемерие, всякий, по его мнению,