Княгиня, кстати, любила готические интерьеры. Но эта история выглядит чересчур даже для ее увлекающегося и авантюрного характера. Более объективные источники рисуют нам образ скорее легкомысленный, нежели роковой.
С Борисом Юсуповым Зинаида Нарышкина познакомилась в Москве во время коронационных торжеств 1826 года. Ей было шестнадцать. Ему – тридцать два. Но он, похоже, по-юношески в нее влюбился. Об этом можно судить хотя бы по этим строкам из его послания будущей теще: «Моя дорогая маменька! Уезжая из Москвы, я надеялся вскоре быть счастлив, соединив свою жизнь с жизнью Зенеиды. Но маман, против воли которой я никогда не посмею пойти, просила отложить свадьбу. Огорчения мои были так велики из-за этой задержки, что я едва не заболел. Утешением мне служит лишь скорая встреча с моей дорогой Зенеидой».
А что же сама избранница? Александр Булгаков, дипломат, остроумный автор богатой переписки, сообщал брату: «Вчера развозили карточки, объявляющие о помолвке сахарчика Бориньки с фрейлиной Зинаидой Ивановной Нарышкиной. Надобно будет ехать поздравить старика и жениха. Невеста сидела вчера в “Отелло” в юсуповской ложе вся в бриллиантах, вероятно, женихом подаренных».
Булгаков продолжает сплетничать буквально через несколько месяцев после свадьбы: «А ея отец сказывал мне, что она пишет, что ей очень скучно в Петербурге. Да с Боренькой где не соскучишься, хотел я ему сказать в ответ».
«Боренька» не мог, конечно, не знать, о чем шепчутся у него за спиной. Вот пример тогдашних оценок этой пары уже из уст историка и публициста Александра Тургенева: «Она показалась мне трогательно покорной провидению. Всё пляшет вокруг нее. Она имеет вид прикованного зефира. Всё в ней еще – поэзия. Только ее муж напоминает презренную прозу».
«Трогательно покорной провидению» Зинаида оставалась недолго. Уже очень скоро у светских сплетников появился новый предмет для пересудов – роман молодой княгини с блестящим кавалергардом.
Надо отметить, что даже достаточно ревниво относившаяся к Зинаиде Дарья (Долли) Фикельмон, внучка фельдмаршала Кутузова, признавала ее несомненное очарование: «Высокая, тонкая, с очаровательной талией, с совершенно изваянной головой, у нее красивые черные глаза, очень живое лицо с веселым выражением, которое так чудесно ей подходит». А граф Соллогуб писал: «В устах всех были слышны имена графини Завадовской, Фикельмон, фрейлины княжны Урусовой и девицы Нарышкиной, впоследствии княгини Юсуповой. Все четыре были красавицы писаные, все четыре – звезды первой величины тогдашнего петербургского большого света».
И вот, согласно письмам и дневникам представителей этого «большого света», у Зинаиды в 1830 году возникли романтические отношения с Николаем Жерве. Долли Фикельмон писала: «Заметен и чересчур затянувшийся и всепоглощающий флирт очаровательной княгини Юсуповой с Жерве, офицером Кавалергардского полка. Она вызывает всеобщий интерес, ибо молода духом, как, впрочем, и годами, веселая, наивная, невинная. С удивительным простодушием отдалась она во власть своего чувства».
А вот что она же пишет о реакции Бориса Николаевича на это «простодушие»: «Ореол веселости, окружавший его красивое и столь молодое лицо, вдруг разом исчез. Боюсь, что причиной этому – Жерве».
Мы не знаем доподлинно, как долго длились эти отношения. Зато известно, что в 1835 году за весьма незначительный проступок (шумели с приятелями «после вечерней зари») Жерве был арестован полковым командиром. А затем последовало совершенно несоразмерное наказание, которое не могло быть назначено без воли императора – молодой офицер был переведен на Кавказ в Нижегородский драгунский полк. Кстати, там он повстречался с Лермонтовым, с которым и ранее был знаком.
За отвагу в боях с горцами Жерве был произведен в штабс-капитаны. Однако в 1838 году он был уволен со службы «по домашним обстоятельствам». Вскоре они снова встретились с Лермонтовым в Петербурге – оба входили в состав «кружка шестнадцати». До конца не понятно, что представляла собой эта группа. По свидетельству еще одного ее члена, Ксаверия Браницкого, они «после скромного ужина, куря свои сигары, рассказывали друг другу о событиях дня, болтали обо всём и всё обсуждали с полнейшей непринужденностью и свободой, как будто бы Третьего отделения вовсе и не существовало». То есть вольнодумство участников очевидно. Но как далеко заходили они в своих «непринужденностях»?
Большинство из них в 1840 году уехали на Кавказ. Знаменитое стихотворение Лермонтова «Прощай, немытая Россия» относится именно к этому времени. Давайте вспомним эти строки:
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.
Похоже, возвращение Жерве в 1840 году на военную службу было связано именно с желанием «сокрыться от пашей», то есть от Третьего отделения, бдительно следившего за инакомыслием.
Они вновь встречаются с Лермонтовым в военном лагере под крепостью Грозной. Оба участвуют в военных экспедициях в Малую и Большую Чечню. В 1841 году князь Михаил Лобанов-Ростовский со слов Ксаверия Браницкого пишет, что у «меланхоличного Жерве» буквально на лице написана обреченность: «…у него такой вид, как будто он погибнет в первом же деле». И действительно, он был смертельно ранен в бою с горцами за два месяца до дуэли Лермонтова. Но умерли они практически одновременно. «Жерве умер от раны после двухмесячной мучительной болезни. А Лермонтов, по крайней мере, без страданий…» – записал Александр Васильчиков, секундант поэта и также один из «шестнадцати», 30 июля 1841 года.
А вот как откликнулась на две эти смерти императрица Александра Федоровна в письме к своей подруге графине Бобринской: «Вздох о Лермонтове, об его разбитой лире, которая обещала русской литературе стать ее выдающейся звездой. Два вздоха о Жерве, о его слишком верном сердце, этом мужественном сердце, которое только с его смертью перестало биться для этой ветреной Зинаиды».
Не правда ли, знаменательное замечание. Для Жерве это не был случайный роман. А почему Зинаида названа ветреной?
Вот как Феликс прозрачно намекает на ее роман с самим государем: «Впоследствии, разбирая прабабкин архив, среди посланий от разных знаменитых современников нашел я письма к ней императора Николая. Характер писем сомнений не оставлял. В одной записке Николай говорит, что дарит ей царскосельский