В дневнике Долли Фикельмон тоже есть упоминание об их отношениях. Правда, поскольку она сама была неравнодушна к императору, Долли не могла избежать довольно ехидных комментариев: «Он восхищался ею, когда она украшала балы своими грациозными танцами и красивыми туалетами, но он не был в нее влюблен. Она совсем не умна, ни даже интересна как характер. Неизменная доброта императора и удовольствие, которое он испытывает, останавливая свой взор на красивом и изысканном лице, – вот единственная причина, которая заставляет его продолжать выказывать ей свое почитание».
Теперь мы лучше понимаем смысл написанного императрицей – несчастная государыня, конечно, страдала от «ветрености»… собственного супруга.
Между тем с самой Зинаидой внезапно случилось несчастье. Снова заглянем в светскую «хронику» Долли: «Несчастный случай отнял у танцующих княгиню Юсупову, истинную сильфиду балов. Минувшей осенью в Москве она упала с дрожек и сломала бедро, теперь передвигается на костылях и, как считают, едва ли оправится полностью…»
Впрочем, причину травмы некоторые приводят иную. Вот что пишет Мария Каменская: «Хозяйка дома, красавица Зинаида Ивановна Юсупова, совсем не танцевала на своем бале, потому что в начале зимы этого года, катаясь с кем-то с ледяной горы, сильно зашибла себе ногу, прихрамывала и, не опираясь на костыль, даже ходить не могла. Помню, что на бале у нее в руке был костыль какой-то дедовский, старозаветный, черного дерева, до половины палки и по всей рукоятке сплошь усыпанный крупными бриллиантами. В одном уж этом костыле было что-то сказочное, волшебное. Должно быть, к нему же княгиня подобрала и весь свой наряд: платье на ней было не легкое, не бальное, а тяжелого голубого штофа; на голове у нее около лба горела одна только большая бриллиантовая звезда, в заднюю прическу волос были как-то впутаны два газовые шарфа; один голубой с серебряными звездами, а другой белый с золотыми, и оба они упадали до самого пола. Удивительно хороша была она в этом наряде! Не знаю, как другим, а мне она даже совсем не казалась похожа на простую смертную, а скорей на какую-то фею или добрую волшебницу из сказочного мира. Особенно княгиня была эффектна, когда прогуливалась по своим великолепным чертогам под руку с красавцем, русским богатырем, императором Николаем Павловичем». Удивительно, но со временем княгиня научилась танцевать так, что хромота не была заметна. Князь Мещерский свидетельствует: «К сожалению, вследствие какого-то несчастного случая она прихрамывала, что не мешало ей, однако, страстно любить танцы и в них не проявлять никакой хромоты».
И даже ревнивая Долли вынуждена была признать: «Эта молодая женщина мужественно и не унывая переносит свое горестное состояние… Она всюду является разодетой, находит удовольствие в тысячах мелочей и сохраняет веселость».
Но самым оригинальным образом отреагировал на травму, которая явно была предметом оживленного обсуждения в свете, поэт Петр Вяземский, посвятивший ей стихотворение «Костыль»:
Костыль – Вам дар небес: любите Ваш костыль!
Он был для Вас судьбы полезною указкой,
И в школе жизни он Вам указал на быль,
Когда Вам жизнь была одной волшебной сказкой.
Про жизнь слыхали Вы сквозь сон, издалека.
Воздушных областей царица молодая,
Вы были неземной и, над землей порхая,
Скользили по цветам на крыльях ветерка.
Но грозный час пробил. На землю ненароком
Неопытной ногой ступили Вы, и вдруг
На долю Вашу пал удел земной: недуг,
И первый этот шаг был первым Вам уроком.
Но малодушно ли Вам сетовать о том,
Когда он Вас привел к обетованной цели
И к тайнам жизни Вам он светлым был путем,
И тайны эти Вы душой уразумели
В страдальческие дни годины роковой,
И всё, что некогда в Вас скрытно расцветало,
Прекрасной жатвою созрело под грозой?
Так, скорбь есть таинство и мудрости начало.
Но княгиня не только самозабвенно танцевала на балах, она после смерти мужа занялась серьезным делом – строительством дома. Дворец на Мойке она отдала сыну. А себе возводила по своему вкусу новый – «в Литейной части». Известный архитектор Людвиг Бонштедт принялся за дело в 1852 году. А завершились основные работы в 1859 году.
Журнал «Архитектурный вестник» высоко оценил творение княгини: «В Петербурге, с Симеоновского моста на Фонтанке, по направлению к Литейному проспекту, предстает глазам зрителя перспектива улицы, которая замыкается роскошно обделанным фасадом; грандиозные формы и пропорции производят на зрителя приятное впечатление, нравятся артисту и профану, мужчине и женщине. Если некоторые детали и не выдержат, может быть, строгой критики, то, с другой точки зрения, вся отделка, вместе взятая, производит эффект великолепный; самые прихотливые фантазии женского вкуса не могли быть выполнены более удачно и более удовлетворительно; самые изысканные условия помещения европейской дамы удовлетворены этой постройкой в совершенстве».
Но самое поразительное, что княгиня после завершения строительства вовсе не осталась в Петербурге наслаждаться изысканностью и уютом нового жилища, она внезапно решила круто изменить свою жизнь. Феликс так писал об этом новом этапе: «Поссорившись с императором, она уехала за границу. Обосновалась в Париже, в купленном ею особняке в районе Булонь-сюр-Сен, на Парк-де-Прэнс. Весь парижский бомонд Второй Империи бывал у нее. Наполеон III увлекся ею и делал авансы, но ответа не получил. На балу в Тюильри представили ей юного француза-офицера, миловидного и бедного, по фамилии Шово. Он ей понравился, и она вышла за него. Купила она ему замок Кериолет в Бретани и титул графа, а себе самой – маркизы де Серр. Граф де Шово вскоре умер, завещав замок своей любовнице. Графиня в бешенстве выкупила у соперницы замок втридорога и подарила его тамошнему департаменту при условии, что замок будет музеем».
У Феликса всегда истина причудливо переплетается с полетом фантазии. Новый избранник княгини не был в прямом смысле слова беден. Другое дело, что в сравнении с Юсуповыми могли считаться нищими, пожалуй, и некоторые европейские монархи.
Насчет неверности молодого супруга, впрочем, Феликс не погрешил против исторической правды. Так аукнулась Зинаиде ее собственная «ветреность». Муж был на двадцать лет моложе нее, и как она когда-то была очарована юсуповскими бриллиантами, так он не мог устоять перед роскошной недвижимостью.
Правда, у исследователей вызывает серьезные сомнения утверждение Феликса о том, что де Шово завещал средневековый замок, который Зинаида превратила в