Но, конечно, вернулся князь не только из любви к государю, но прежде всего влекомый любовью к своей Татьяне. Ведь именно смена императора давала шанс наконец преодолеть высочайшее вето и обвенчаться. А вскоре после женитьбы последовало и новое предложение по службе. Блестящий дипломат граф Киселев, назначенный посланником во Франции, предложил Николаю Юсупову вернуться к дипломатической деятельности под его началом. Князя это предложение чрезвычайно обрадовало.
Он пишет: «…такое неожиданное обстоятельство было мне очень кстати: во‐первых, я прекрасно бы устроился в Париже на первое время после моей женитьбы, и потом – это означало находиться в первом городе мира, в центре интеллектуальной жизни, в окружении прекрасных и симпатичных коллег, подчиняться приказам расположенного ко мне начальника.
По приезде в Париж я вспомнил указания, данные мне князем Горчаковым во время прогулки по улицам Москвы, относительно обустройства моего образа жизни: “Не забудьте, – говорил он мне, – что я ожидаю от князя Юсупова представительства, достойного его имени. Я надеюсь, – говорил он, улыбаясь, – что приемы будут безупречны, и что вы дадите парижанам пример поведения русского вельможи, да и парижанкам, которые, между прочим, тонкие знатоки всего, что имеет отношение к великолепию”».
Новый министр иностранных дел Александр Горчаков был личностью безусловно незаурядной. Еще в молодости он удостоился стихотворного послания от Пушкина.
Питомец мод, большого света друг,
Обычаев блестящий наблюдатель,
Ты мне велишь оставить мирный круг,
Где, красоты беспечный обожатель,
Я провожу незнаемый досуг.
Как ты, мой друг, в неопытные лета,
Опасною прельщенный суетой,
Терял я жизнь, и чувства, и покой;
Но угорел в чаду большого света
И отдохнуть убрался я домой.
И, признаюсь, мне во сто крат милее
Младых повес счастливая семья,
Где ум кипит, где в мыслях волен я,
Где спорю вслух, где чувствую живее,
И где мы все – прекрасного друзья,
Чем вялые, бездушные собранья,
Где ум хранит невольное молчанье,
Где холодом сердца поражены,
Где Бутурлин – невежд законодатель,
Где Шеппинг – царь, а скука – председатель,
Где глупостью единой все равны.
Я помню их, детей самолюбивых,
Злых без ума, без гордости спесивых,
И, разглядев тиранов модных зал,
Чуждаюсь их укоров и похвал!..
Когда в кругу Лаис благочестивых
Затянутый невежда-генерал
Красавицам внимательным и сонным
С трудом острит французский мадригал,
Глядя на всех с нахальством благосклонным,
И все вокруг и дремлют и молчат,
Крутят усы и шпорами бренчат
Да изредка с улыбкою зевают, —
Тогда, мой друг, забытых шалунов
Свобода, Вакх и музы угощают.
Не слышу я бывало-острых слов,
Политики смешного лепетанья,
Не вижу я изношенных глупцов,
Святых невежд, почетных подлецов
И мистики придворного кривлянья!..
И ты на миг оставь своих вельмож
И тесный круг друзей моих умножь,
О ты, харит любовник своевольный,
Приятный льстец, язвительный болтун,
По-прежнему остряк небогомольный,
По-прежнему философ и шалун.
Стихотворение это весьма красноречиво – и в характеристиках высшего света, и государственной службы, и в оценках самого Горчакова. Очевидно, что он не внял призывам поэта и сделал-таки блестящую карьеру, более того, стал исторической личностью.
Тем не менее он принял предложение Александра II возглавить внешнюю политику Российской империи, поскольку, как сам утверждал, обнаружил совпадение их взглядов. Взгляды предыдущего императора ему не были близки.
И вот, вместо ориентации на Австрию и Пруссию, а также поддержки наиболее консервативных сил Европы, новый министр стремится обеспечить России дружбу с недавним врагом – Францией.
В первом же своем циркуляре русским послам князь Горчаков объявил: «Мир, заключенный в Париже, является началом новой политической эры. Волнения ожесточенной борьбы заменяются сношениями, полными взаимного доброжелательства. Этот результат, столь желательный, может быть достигнут лишь доверием, которое мы внушаем, и тем, что сами испытываем. Государь Император надеется, что чувства, одушевляющие его в этом смысле, будут разделены всеми правительствами, которые по окончании войны снова вступают в свободное распоряжение своими интересами».
Фраза Горчакова «Россия сосредотачивается» стала поистине крылатой. Но каков ее смысл?
Министр объясняет российским дипломатам: «Император решился посвятить преимущественную заботливость благосостоянию своих подданных и сосредоточить на развитии внутренних средств страны деятельность, которая будет распространяться за пределы Империи, лишь когда того безусловно потребуют положительные пользы России… Говорят, Россия дуется. Нет, Россия не дуется, а сосредотачивается в самой себе».
То есть Россия не держит ни на кого обид, она сосредотачивается на своих внутренних делах. А дела ей предстояли невероятные по своей сложности – великие реформы Александра II, важнейшей из которых стала, конечно, отмена крепостного права.
В этом контексте становится вполне понятным напутствие Горчакова князю Юсупову. Этот выдающийся дипломат и тонкий психолог хотел использовать и финансовые ресурсы Николая Борисовича, и его личное обаяние для того, чтобы создать новый образ России в глазах французов.
Но вышло все совсем не так, как задумывалось…
Николай Юсупов пишет: «Имея твердое намерение достойно заслужить мнение, составленное обо мне князем, я снял один из самых красивых особняков в Париже, который элита общества удостаивала своим посещением; обеды, собрания и суаре следовали один за другим и становились одними из самых элегантных.
Можете себе представить? Мой образ жизни стал причиной ярой вражды со стороны всех служащих посольства, начиная с посла, который, под влиянием недоброжелателей, принимал мое понятное желание поддерживать честь моего звания за безграничное тщеславие, не имеющее иной цели, кроме как с помощью моего богатства затмить самое посольство. Официальные лица Парижа, как и аристократия Сен-Жерменского предместья, не были осведомлены обо всех этих частностях и демонстрировали любезность и вежливость».
Князь утверждает, что ситуацию усугубило то, что сам император Наполеон III оказывал ему и его супруге особые знаки уважения. Это еще больше разожгло к нему зависть и ревность. Сложившаяся ситуация стала для Николая Юсупова невыносимой, и он решился окончательно покинуть дипломатическую службу.
Между тем Феликс в своих мемуарах свидетельствует, что впоследствии жизнь в Петербурге доказала: приемы у князя Николая Юсупова были подходящим местом для решения важнейших международных вопросов: «На одном из таких пиршеств в 1875 году состоялся исторический разговор между русским императором Александром III и французским генералом Ле Фло.