А вот что свидетельствовал о будто бы всемогуществе Распутина директор Департамента полиции Алексей Васильев, расследовавший дело об убийстве «друга»:
«Множество раз я имел возможность встречаться с Распутиным и беседовать с ним на разные темы. <…> Ум и природная смекалка давали ему возможность трезво и проницательно судить о человеке, только раз им встреченном. Это тоже было известно царице, поэтому она иногда спрашивала его мнение о том или ином кандидате на высокий пост в правительстве. Но от таких безобидных вопросов до назначения министров Распутиным – очень большой шаг, и этот шаг ни царь, ни царица, несомненно, никогда не делали <…> И тем не менее люди полагали, что все зависит от клочка бумаги с несколькими словами, написанными рукой Распутина… я никогда в это не верил, и хотя иногда расследовал эти слухи, но никогда не находил убедительных доказательств их правдивости. Случаи, о которых я рассказываю, не являются, как может кто-то подумать, моими сентиментальными выдумками; о них свидетельствуют донесения агентов, годами работавших в качестве слуг в доме Распутина и, следовательно, знавших его повседневную жизнь в мельчайших деталях. <…> Распутин не лез в первые ряды политической арены, его вытолкнули туда прочие люди, стремящиеся потрясти основание российского трона и империи… Эти предвестники революции стремились сделать из Распутина пугало, чтобы осуществить свои планы. Поэтому они распускали самые нелепые слухи, которые создавали впечатление, что только при посредничестве сибирского мужика можно достичь высокого положения и влияния».
Таким образом, даже сейчас, по прошествии более ста лет, у нас нет однозначных свидетельств ни о всемогуществе Распутина, ни о каком-то его из ряда вон выходящем распутстве.
Тем не менее к моменту разговора Зинаиды Николаевны с императрицей реальные его человеческие качества и политические амбиции либо же их отсутствие не имели никакого значения. Сама близость его к царской семье воспринималась как скандал и работала против авторитета монархии. А Юсуповы всегда были твердыми и однозначными монархистами.
Феликс тогда был еще в Англии, и мать написала ему после безрезультатной встречи, зашифровав имя Распутина как «Гр.» на случай попадания письма в чужие заинтересованные руки: «Все, что касается наших забот о Гр., в плачевном состоянии. Это какое-то ненормальное ослепление». Она сетует сыну: «Странные и грустные события совершаются ныне! Переживаем очень тяжелое время, и я тебе не пишу потому только, что невозможно в письмах все отрицать! Будь осторожнее в твоих письмах, т. к. все читается».
Впрочем, в этот период Феликс, полностью поддерживая мать, еще очень далек от мыслей о спасении монархии путем ликвидации Распутина. Он занят совсем другим вопросом – молодой князь наконец нашел ту, которую хочет сделать спутницей своей жизни. Его избранницей стала очаровательная Ирина Романова, единственная дочь великого князя Александра Михайловича (внука Николая I) и великой княгини Ксении Александровны (старшей дочери Александра III и, соответственно сестры Николая II). Когда дело дошло до сватовства Феликса к племяннице императора, встал вопрос о его репутации, который так долго его нимало не заботил.
И вот внезапно будущая теща во время визита в царскую резиденцию в Ливадии услышала от Александры Федоровны, что лично она никогда не отдала бы свою дочь за такого человека, как Феликс. Допустим, это можно было списать на напряженность между ней и княгиней Юсуповой. Но оказывается, что не только у нее такое мнение.
В ноябре 1913 года мать невесты получает от мужа записку следующего содержания: «Я все это время очень расстроен слухами о репутации Феликса, я много наслышался и нахожу, что не обращать внимания на это нельзя. Мне придется с ним просто поговорить, и, во всяком случае, не надо торопиться со свадьбой, надо его выдержать на испытание, и если он окажется хорошим в своем поведении, то свадьба может состояться, но если что-либо опять будет слышно о нем, то, может быть, придется свадьбу расстроить. Я тебе все расскажу, что я слышал, одно время я думал, что нужно вовсе его к Ирине не пускать, а теперь думаю, что они могут приехать ко мне, придется с ним говорить. Я прежде вовсе не верил в то, что говорили, теперь хочется верить, но что-то есть, слишком стойкое известное о нем мнение. Это очень грустно».
Но несмотря на слухи, а возможно, и преднамеренные инсинуации, между самими молодыми людьми возникло настоящее глубокое чувство, основанное на подлинном родстве душ.
Вот что пишет Феликс невесте из Соловецкого монастыря, куда поехал за компанию с Елизаветой Федоровной: «Вот уже четвертый день, как я нахожусь в Соловецком монастыре, живу в келье маленькой, темной, сплю на деревянном диване без всякого матраса, питаюсь монастырской пищей и, несмотря на все это, наслаждаюсь путешествием. Столько интересного тут. Это совершенно самостоятельное маленькое государство, окруженное громадной каменной стеной. У них есть свои корабли, свой флот, настоятель монастыря – король и правитель этой маленькой страны на далеком севере, окруженной бушующим морем. Как странно попасть сюда после всех наших разговоров о нашей заграничной жизни, это так все различно, что даже нельзя сравнивать. Весь день осматриваем окрестности, удим рыбу в громадных озерах, которых здесь около 400 и все они соединены каналами, т. ч. можно часами по ним ездить, переезжая из одного в другое. Великая княгиня все больше в церкви, уже с 5 часов утра. Службы длятся тут по 5–6 часов, я был раз, и с меня этого раза довольно. Пока она молится, я ловлю рыбу и прихожу уже к самому концу. Много тут схимников в удивительных костюмах. Спать тут совсем невозможно, звонят и день и ночь в колокола, сотни ручных чаек, которые орут, не переставая и прямо влетают в комнаты, а самое ужасное – это клопы, которых легионы, и они беспощадно кусают. Пища ужасная, и всюду торчат и плавают длинные монашеские волосы. Это так противно, что я питаюсь только чаем и просфорой. По вечерам много читаю, думаю о Вас, о наших разговорах, а также о том, что скоро Вас увижу. Теперь я вижу, как трудно мне жить без Вас, и меня все тянет туда, где Вы. Как странно судьба сводит людей. Думал ли я когда-нибудь, что в Вашей маленькой, неопытной головке уже существуют такие установившиеся взгляды на жизнь и что мы с Вами эту жизнь понимаем и чувствуем одинаково. Таких людей, как мы с Вами, очень мало в