— Его вы и провели в зал, мастер Трофимов? — уточнил я.
— Я его пропустил, — хрипло признался тот, чуть кашлянув в кулак. — Вы и так это знаете, Павел Филиппович.
Юноша быстро закивал, словно поддакивал не столько словам, сколько самому факту признания. Мол, да-да, это он, не я.
— И зачем же? — спросил я ровно, чуть склонив голову.
Трофимов выдохнул. Не шумно, но тяжело. Как человек, который понял, что назад пути нет. Что всё уже сказано. Осталось только сказать это вслух.
— Отпустите паренька, — тихо произнёс он. — Как вы правильно выразились…
Он всего лишь исполнял чужую волю.
Он произнёс фразу моими же словами, но сделал это без издёвки. Скорее с усталостью. В них не было жалости, но появилась капля сожаления. А это, как известно, уже хороший признак.
Я кивнул и перевёл взгляд на всё ещё стоявшего неподалёку паренька. Он продолжал переминаться с ноги на ногу, будто пол под ним был натёрт холодом, а не воском.
— Что вы успели услышать из моей беседы с господином Нечаевым? — спросил я, глядя ему прямо в глаза.
— Вы только начали говорить, — заторопился он, — и тут… мне так стало стыло, что сама душа едва не вымерзла… — парень торопливо осенил себя священным знаком. — Мне подумалось, что вот, наверное, так оно и бывает… когда умирают.А потом — меня кто-то… ухватил за горло. Ледяными пальцами.
— Что вы успели услышать? — повторил я чуть напряжённее, чувствуя, как за спиной начинает шевелиться тьма.
— Ничего, ваше сиятельство, честное слово, — выдохнул он. — Когда перед глазами вдруг проявилась эта… жуткая девка, то у меня все мысли исчезли. Я и думать не мог ни о чём, кроме как о том, как же это страшно.
— Это я жуткая? — прошипела призрачная девушка и тут же оскорблённо поджала губы. Глаза сверкнули, а воздух вокруг неё закачался.
— Он просто глупец, душа моя, — примирительно отозвался второй дух, со шпилькой в груди. Он наклонился в сторону спутницы с той галантной мягкостью, на которую способны только мёртвые, у которых вечность впереди. — Ты… прекрасна.
Девушка на мгновение вспыхнула. Смущение окрасило её призрачное лицо теплом, которого давно не было в её природе. Но уже в следующую секунду она насупилась, презрительно скривила губы и демонстративно отвернулась от своего восторженного визави, с видом духа, которому подобных признаний делают по три раза за сутки.
— Я успел… ну… я успел различить, как вы поздоровались… и про то, что вы из известной семьи… — затараторил юноша, не дожидаясь, пока я снова задам вопрос. — Но это и без вашей беседы всем известно, честное слово, это же все знают…
Он говорил быстро, на одном дыхании, будто надеялся, что от скорости его слов зависит спасение души. И, возможно, в этот момент он был отчасти прав.
Я прищурился, позволив паузе немного повиснуть, а затем спокойно, но с должной степенью серьёзности произнёс:
— Если вы расскажете хоть кому-нибудь… хоть одной живой душе… о том, что слышали в приватной комнате от меня и мастера Нечаева…
Он уже замер, но я не дал ему времени расслабиться:
— Эти призраки вас запомнили. — Я кивнул на стоящих в полутени духов, которые и не думали исчезать. — Они найдут вас.
Парень на мгновение стал ещё бледнее. Я даже не полагал, что человеческое лицо способно приобрести такой оттенок. Он сглотнул и закивал так рьяно, что я испугался за его шею.
— Всё понял. Никому. Молчу как могильная плита, — пробормотал он, понизив голос до шёпота.
— Можете быть свободны, — кивнул я, и призраки, словно по команде, расступились.
Юноша рванул к выходу, будто знал короткий путь ко спасению. За ним не погнался никто. Даже его собственная тень, похоже, осталась немного обескураженной происходящим.
Я неспешно повернулся к Трофимову. Он всё ещё стоял у стены, словно школьник, которого вызвали к доске, но задали вопрос по теме, которую он так и не удосужился выучить.
— Итак, вы обещали нам всё рассказать, мастер… — протянул я, намеренно оставив паузу после обращения, давая понять, что время увиливаний подошло к концу.
— Не под протокол, Павел Филиппович, — тут же попросил Трофимов и бросил короткий, явно тревожный взгляд на Суворова, который, в отличие от нашего испытуемого, сохранял полное спокойствие. Впрочем, я знал, что за этим скрывается способность запоминать каждое слово, если потребуется.
Трофимов перевёл взгляд на призраков. Но те не двигались, будто тоже ждали команды.
— На улице, — обратился я к призрачной паре, — сейчас человек из специального отряда жандармерии опрашивает духов. Если вам есть что рассказать…
— Наконец-то! — театрально выдохнула девушка и сорвалась с места, стремительно полетев к стене, за которой находился двор.
— Эй, ты куда? — возмутился её партнёр, чуть ли не подпрыгивая. — Подожди!
И, не дожидаясь ответа, бросился следом, стараясь не отстать.
Я проводил их взглядом, не скрывая усмешки, и чуть покачал головой.
— Как они друг друга за годы не сожрали — загадка, — заметил я, обращаясь скорее к самому себе. — Ну вот, — сказал я, оборачиваясь к Трофимову и оглядываясь по сторонам, — больше здесь призраков нет. Мы можем спокойно поговорить. Скажем, там.
Я кивнул в сторону небольшого столика у окна. Самый обычный, круглый, с добротными креслами по бокам. Трофимов ничего не ответил, просто молча кивнул, и мы неторопливо направились к предложенному мной месту. Я устроился поудобнее, откинулся на спинку и посмотрел на него внимательно.
— Итак? — спросил я.
Трофимов не спешил. Облизнул губы, глубоко вдохнул, и только тогда заговорил. Голос его был глухим, с хрипотцой, в которой слышалась усталость. Не просто физическая, а та, что въедается в кости, если слишком долго носить в себе невысказанную правду.
— Сложно отказывать влиятельным людям, Павел Филиппович, — вымолвил он, опуская взгляд куда-то в пространство между мной и Алексеем.
Суворов, который сидел рядом и до этого молчал, вдруг ожил. Он подался вперёд, голос его прозвучал чётко и немного резковато:
— С вами договаривались люди из «Содружества»?
Трофимов медленно покачал головой. В нем не было раздражения, а только усталость. Как будто он до последнего надеялся,