— Проклятье, — раздраженно хлопнув ладонями по каменному парапету, я вернулся к себе.
Накинул рубаху, но ее прикосновение к разгоряченной коже было неприятным, поэтому отбросил ее и вышел в коридор как есть. Босой, в одних темных брюках.
В гостиной едва теплился камин. Протяжно похрапывая, на низкой лежанке неподалеку от него спал Бен-младший. Его длинные, несуразно большие ноги свешивались до самого пола, а узкая впалая грудь отрывисто поднималась и опадала.
Я прошел мимо него. Миновал кабинет и комнату, в которой спала уставшая за день хлопотливая Роззи, а потом поднялся на второй этаж и, сам не заметив, как, очутился перед дверью в комнату гостьи.
Я слышал ее легкое, едва уловимое дыхание, и снова жадно втягивал свежий запах грозы, от которого кругом шла голова. Он заполнял собой все, вытесняя из головы любые мысли. Я будто терялся, тонул в бурном потоке, теряя контроль над своими мыслями.
Какого цвета у нее глаза?
Мне кажется, синие, как ясное небо.
Я хотел заглянуть в них. Увидеть свое отражение. Меня ломало, выворачивало наизнанку, насквозь пронзало доселе неведомыми ощущениями, и я не выдержал. Тихо толкнул дверь и переступил через порог.
Тяжелые шторы на окнах были плотно задвинуты, и в комнате царила ночь. В отличие от отца и братьев, чьи жемчужины безвозвратно угасли, я еще сохранил способность видеть в темноте, поэтому, бесшумно ступая, подошел к изножью кровати и уставился на странную девушку, не дающую мне покоя.
Она лежала, свернувшись калачиком и тихо посапывала. Полотенце, которым Роззи обматывала ее волосы, давно сползло и невнятной кучей лежало на подушке, рядом с белокурой головой. Второе полотенце, окутывающее тело, тоже съехало, и загнувшийся край одеяла открывал молочную кожу спины, плавный изгиб поясницы, ямочку, чуть ниже талии.
Тяжело сглотнув, я подошел ближе. Протянул руку в непреодолимом желании прикоснуться, но остановился в каком-то сантиметре от цели.
Зачем? Этот интерес не уместен.
Но он был, и бороться с ним становилось все сложнее. Казалось, что только это прикосновение способно расколоть лед, звенящий у меня внутри.
Едва притронувшись к гладкой коже, я прихватил край одеяла и натянул его на плечо, закрывая хрупкое тело от самого себя.
Легче не стало. Наоборот, все внутри взбунтовалось против такого поворота.
Что-то было не так. Неправильно. Не так, как раньше.
Я не мог пересилить себя и отвернуться, не мог переключиться, не мог спокойно дышать. Стоял рядом, словно приклеенный и тонул в диких ощущениях.
Не иначе как на девчонке приворот…
С трудом переборов желание растолкать ее прямо сейчас и вытряхнуть всю правду, я отошел к окну. Ухватился дрожащими руками за подоконник, пылающим лбом прижался к стеклу. Надо уходить, а я шагу не мог ступить. Вся моя сущность протестовала против этого, требовала, чтобы остался. Присмотрел…
Зачем мне за ней присматривать? В этом не было смысла, но какая-то доселе неведомая часть меня, уперлась и отказалась уходить. Я не мог перебороть сам себя, и от этого с каждым мигом злился все больше.
В итоге опустился в кресло рядом с кроватью и, подперев щеку кулаком, угрюмо пялился на нежеланную гостью, ломая голову над тем, для чего она здесь появилась и кому я не должен ее отдавать.
Вопросов становилось все больше, а ответов по-прежнему не было.
От тяжелых мыслей меня отвлек тихий скрип двери. Стоило ей отвориться, как в проеме появилась седая голова смотрителя. Не замечая меня, он сделал несколько шагов к кровати и остановился, вытягивая шею, в тщетных попытках что-то рассмотреть.
— Бен…
Услышав мой голос, он испуганно вздрогнул.
— Хозяин?! Вы чего здесь делаете?
— Не спится, — я зажег лампу, стоявшую на прикроватном столике, и до предела уменьшил ее яркость, — что тебе тут надо?
— Так ведь проверяю…, — прокряхтел он, — море сегодня злое. С пристани вон лодку одну унесло, даже веревки не осталось. Неспокойно мне.
Неспокойно – это мягко сказано. Но вслух я сказал другое:
— Все в порядке. Можешь ложиться спать. Я за ней присмотрю.
— Хотите, я сменю вас. Идите к себе, отдохните….
Резонное предложение. У меня нет причин торчать здесь, но одна мысль уйти и оставить ее с Беном, вызвала отторжение. Меня душило желание оградить ее ото всех, от целого мира. В том числе от старого смотрителя.
— Я останусь. Иди.
Он еще немного потоптался, явно не зная, что сказать. Потом бросил досадливый взгляд на кровать и покинул комнату. С его уходом тревога улеглась.
Я смирился с тем, что сегодня мозги у меня сползли набекрень, поудобнее устроился в кресле и приготовился к неудобной ночи.
А на утро проснулся оттого, что девчонка начала возиться. Она зевнула, потянулась, как маленькая изящная кошка, а потом открыла глаза и увидела меня.
Они все-таки были синие… И в них клокотал страх.
— Кто ты? — хрипло спросил я, — и что ты делаешь на моем острове?
Глава 7
Мягкая постель, гладкие простыни, подушка нежная, как пух...
Так уютно, что не хотелось просыпаться, ведь стоит только открыть глаза и начнутся проблемы. Матушка Тэмми снова придумает причину, по которой меня нельзя выпускать из лазарета, старая нянька будет ворчать и называть тунеядкой, и ничего кроме опостылевших стен приюта рядом не будет.
Погодите-ка…
Откуда в приюте такие мягкие постели?
В полнейшем недоумении я распахнула глаза и увидела незнакомую комнату. Высокие потолки, каменные стены, темные шторы на окнах. Все это мелькнуло перед глазами и померкло, когда я поняла, что не одна.
Сбоку от кровати в широком низком кресле сидел мужчина и, подперев щеку рукой, угрюмо смотрел на меня. Хотя его поза была расслабленной, я чувствовала, что он начеку, и подмечает каждое мое движение.
Стало не по себе. Особенно, когда поняла, что я полностью голая, в незнакомой постели, и совершенно не помню, как здесь оказалась…
— Кто ты? — спросил он, — и что делаешь на моем острове?
Судя по интонации, мне здесь были не рады. Да я и сама была готова бежать сломя голову, ну или хотя бы провалиться сквозь землю, чтобы избавиться от странного ощущения, царапающего изнутри.
— Я жду, — повторил, а у меня сердце затрепыхалось где-то в горле.
Что если он заодно