Некоторые пункты доклада Полянского повторяли отдельные положения речи Молотова, которую тот произнес на пленуме в 1955 году, возражая против хрущевской внешней политики. Полянский опровергал заявление Хрущева о том, что «если СССР и США договорятся, то войны в мире не будет». Этот тезис, продолжал он, был неправильным по нескольким причинам. Во-первых, возможность договоренности с Вашингтоном – это самообман, поскольку «США рвутся к мировой гегемонии». Во-вторых, было ошибкой считать Великобританию, Францию и Западную Германию лишь «послушными исполнителями воли американцев», а не самостоятельными капиталистическими странами со своими собственными интересами. Согласно докладу Полянского, задача советской внешней политики заключалась в том, чтобы использовать в своих интересах «рознь и противоречия в лагере империализма, доказывать, что США не являются гегемоном в этом лагере, и не имеют права претендовать на него» [726].
Доклад повторял обвинения, брошенные в лицо Хрущеву на заседании Президиума ЦК 13 октября 1964 года Александром Шелепиным. Видимо заговорщики рассчитывали, в случае неуступчивости Никиты Сергеевича, пригрозить ему, что его прегрешения будут доведены до сведения Пленума. В личном блокноте Брежнева, приготовленном к заседанию Политбюро в октябре 1964 г., его рукой записано и подчеркнуто: «Доклад Полянского», а затем «О докладе тов. Суслова на Пленуме (раздать)». Но до открытой полемики внутри партийных верхов дело не дошло. Хрущев, в отличие от июня 1957 года, уже не имел союзников и не попытается удержаться у власти. Пленум ЦК состоялся, но для информации его делегатов был выбран второй, более краткий вариант, и Суслов облек критику Хрущева в более общие тона, опустив целиком большой раздел о внешней политике и многое другое из доклада Полянского. В отличие от 1955 года, когда Хрущев громил Молотова, не было необходимости выносить «сор из избы» [727]. Очень скоро, однако, выяснилось, что среди новых руководителей и не было единства мнений по вопросам международной политики. И хотя все они были согласны с тем, что хрущевская политика ядерного шантажа закончилась провалом, договориться о курсе, который лучше отвечает международным интересам СССР, им было чрезвычайно сложно.
В области внешней политики новые правители чувствовали себя еще неуверенней, чем подручные Сталина после его смерти. Первый секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин и председатель Верховного Совета СССР Николай Подгорный обладали весьма незначительным опытом в вопросах дипломатии и международной безопасности [728]. Министр иностранных дел Андрей Громыко, министр обороны Родион Малиновский и председатель КГБ Владимир Семичастный даже не являлись членами Президиума и не имели достаточного веса в процессе принятия политических решений. Анастас Микоян, который оставался на руководящей должности до ноября 1965 года, вспоминал, что «уровень ведения заседаний и обсуждений на Президиуме заметно понизился». Иногда «высказывались совершенно сумасбродные идеи, а Брежнев и некоторые другие просто не понимали по-настоящему, какие последствия могли бы быть» [729].
Первоначально роль лидера в международных делах досталась «по должности» премьеру Косыгину, до этого занятого исключительно вопросами экономики [730]. За первые три года в новой должности Косыгин добился определенной известности и даже авторитета в мире. С августа 1965 по январь 1966 года он был успешным посредником в переговорах между Индией и Пакистаном, находившимися на грани войны. Косыгин озвучивал советские предложения по контролю над вооружениями. Однако чувствовалось, что для Косыгина разъезды по миру и выступления на мировых форумах являются обузой – у него так и не выработался вкус к международной политике. Прошедшему школу «красных директоров» в 30-е и 40-е годы Косыгину было трудно расстаться со взглядами и убеждениями людей своего круга – руководителей крупных промышленных предприятий, выдвинувшихся при Сталине. На первое место Косыгин ставил военно-промышленную мощь: он верил, что советская система рано или поздно добьется преимущества перед Западом. Он также считал, что Советский Союз должен выполнять свой моральный долг, возглавляя коммунистические и прогрессивные силы в борьбе с западным империализмом и оплачивая связанные с этим расходы. Раскол между Советским Союзом и КНР был большим ударом для Косыгина, он долго отказывался считать этот раскол окончательным. В узком кругу он говорил: «Мы – коммунисты, и они – коммунисты, и не может быть, чтобы не смогли договориться, глядя друг другу в глаза!» [731]
Внимание мировых средств массовой информации и зарубежных комментаторов в этот период привлекала также фигура Александра Шелепина, который после ухода Хрущева проявлял большую активность в области внешней политики. Выпускник московского Института философии, литературы и истории (ИФЛИ), Шелепин, в отличие от большинства членов высшего руководства, был человеком хорошо образованным. Вместе с тем гуманитарное образование не помишало ему оставаться поклонником сталинских методов руководства. При Сталине Шелепин сделал карьеру в комсомоле, а при Хрущеве перешел из комсомольского аппарата на должность председателя КГБ, откуда попал в Секретариат и Президиум ЦК. За Шелепиным шла группа молодых и амбициозных аппаратчиков, в основном из того же комсомола. Но слухи о влиянии «шелепинской группировки» оказались сильно преувеличены. Крутой и решительный Шелепин нажил себе больше врагов, чем друзей [732].
Именно Шелепин и его соратник Полянский выступили в октябре 1964 года с наиболее аргументированной и подробной критикой деятельности Хрущева. Судя по этой критике, Шелепину хотелось вернуть советскую внешнюю и внутреннюю политику в русло твердого курса в рамках прежней революционно-имперской парадигмы, с упором на великодержавность, авторитет вождя и военную мощь. Поначалу никто из нового руководства ему не возражал [733]. Политическое руководство страны, пришедшее на смену Хрущеву, продолжало смотреть на мир через призму опыта и убеждений, приобретенных в годы правления Сталина. Устинов, Брежнев, Подгорный и другие из числа новых правителей восхищались покойным вождем и считали, что без его руководства победа СССР в войне с Германией была бы невозможна. Они не подвергали сомнению курс на новую мобилизацию и перевооружение, взятый генералиссимусом в начале холодной войны. Вся их деятельность протекала в рамках сталинской линии на строительство сверхдержавы, способной противостоять США. Начатый Хрущевым процесс разоблачения культа личности Сталина был воспринят этими людьми как потрясение основ, разрушение усвоенной картины мира. С их точки зрения, страна осталась без веры в прошлое и будущее, без веры в вождя, и это несло угрозу власти партаппарата.
В то же время эти люди не были способны предложить ничего нового, прежде всего в идеологии. Еще Сталин, знавший свои кадры как никто другой, выразил опасение, что следующее за ним