Большинство коллег Брежнева были сторонниками безудержного наращивания военной силы, ненавидели Запад и стремились «насолить» ему, где только можно. Начинать миротворческую деятельность в подобном окружении было чрезвычайно трудно, это могло стоить карьеры кому угодно. Брежнев, однако, преуспел сверх ожиданий. Отсутствие образования он компенсировал развитым политическим инстинктом, тактом и незаурядным талантом общения с партийными кадрами на понятном им языке. Его советники вспоминают, что в тонких материях власти «Брежнев был великим реалистом» и когда было надо, умел заручиться поддержкой косного, консервативного, антизападного большинства [765]. После снятия Хрущева он сосредоточился на важнейших задачах: работе с кадрами и налаживании связи с партийными организациями на местах. Он лично и его соратники в Политбюро ЦК, в том числе Михаил Суслов и Андрей Кириленко, без конца обзванивали региональных секретарей партии, расспрашивали их о проблемах и нуждах и даже просили совета. В 1967 году Брежнев стал постепенно и крайне осторожно смещать своих соперников, начиная с Шелепина, с руководящих постов. К 1968 году генсек уже стал безусловным хозяином в аппарате ЦК КПСС: ключи от власти в стране находились в его руках [766].
Примерно в это же время Брежнев начал проявлять интерес к внешней политике. Его раздражала международная известность Косыгина. Леониду Ильичу хватило ума не соперничать с премьером по экономическим вопросам, в которых Косыгин разбирался очень хорошо. Но внешняя политика открывала Брежневу большие возможности для проявления его скромных талантов. Пост генерального секретаря давал ему решающее преимущество: по сложившейся при Сталине традиции, он являлся также Верховным главнокомандующим и возглавлял Совет обороны. Таким образом, Брежнев и формально, и фактически отвечал за безопасность страны и военную политику. К тому же в его руках находился механизм расстановки кадров – ключевой рычаг влияния на содержание и направление политики [767].
Устранение соперников Брежнева в Политбюро вовсе не означало, что в высшем партийном органе на смену «ястребам» пришли «голуби», сторонники мира и разрядки, как писали в то время некоторые западные кремленологи. На самом деле, «голубей» в окружении Брежнева не было вовсе. Большинство членов Политбюро даже во времена разрядки оставались идеологическими ортодоксами и сторонниками политики с позиции силы. Когда в начале 1968 года создавалась комиссия Политбюро по контролю над вооружениями, в ней абсолютно преобладали сторонники жесткой линии, среди них Устинов (в качестве председателя) и Гречко [768]. Дмитрия Устинова в свое время выдвинул сам Сталин. В годы Великой Отечественной войны, когда Устинову было едва за тридцать, «красный инженер» из рабочих проявил блестящие организаторские способности: в 1941 году он осуществлял эвакуацию советской промышленности, спасая производственные мощности от наступавшего вермахта, а позже играл важнейшую роль в организации производства ракетной техники. В течение двух десятилетий он бессменно руководил советским военно-промышленным комплексом. Устинов считал, что США способны нанести внезапный удар и настаивал на том, что только наращивание военной мощи СССР может сдержать потенциального агрессора. Андрей Гречко начинал свою военную карьеру в годы Гражданской войны. Шестнадцатилетним юношей сражался в рядах красной конницы. Во время Великой Отечественной войны он уже командовал 18-й армией, и полковник Брежнев был в его подчинении. В 1967 году, после смерти Малиновского, маршал Гречко возглавил Министерство обороны СССР. Гречко ни на секунду не сомневался в том, что третью мировую войну, если она произойдет, выиграет Советский Союз. Его ненависть и презрение к США и НАТО граничили с опасной бравадой [769]. При этом и Устинов, и Гречко считали, что СССР еще не сравнялся с американцами во всех областях военной силы; по этой причине они энергично противились любым соглашениям с западными державами, которые могли бы ограничить гонку вооружений [770]. В годы холодной войны эти деятели были зеркальным отражением, если не двойниками, американских «ястребов».
В промежуток между 1965 и 1968 годом Брежнев оказывал Устинову полную поддержку в расширении и реорганизации и без того колоссального военно-промышленного комплекса, а также в создании и развертывании стратегической триады, состоящей из межконтинентальных баллистических ракет (МБР) в защищенных шахтах, атомных подводных лодок с баллистическими ракетами и стратегических бомбардировщиков. Особенно впечатляющими были масштабы программы строительства МБР в шахтах: американская спутниковая разведка обнаружила, что всего за два года, 1965 и 1966, СССР удвоил свой арсенал этих ракет и стремительно догоняет стратегические силы США. В это время ракетные силы в СССР росли с рекордной скоростью примерно 300 пусковых шахт в год. Эта грандиозная программа вооружений, по словам одного американского эксперта, «стала крупнейшей и самой дорогостоящей программой вооружений в советской истории, по размаху значительно превзойдя атомную программу конца сороковых годов». К 1968 году на стратегические ракетные силы, по западным оценкам, уходило около 18 % советского оборонного бюджета. Но когда речь шла о производстве и развертывании вооружений, Брежнев не мог отказать военным ни в чем [771].
По сути, первоначально генсек отличался от своих соратников лишь одним – он мечтал стать миротворцем. Но, кроме того, как отметил Анатолий Черняев, близко наблюдавший генсека в эти годы, бремя огромной власти заставляло Брежнева задумываться о государственных интересах страны, а эти интересы не укладывались в жесткие рамки марксистско-ленинской идеологии. По мере того как Брежнев погружался в вопросы международных отношений, логика событий подсказывала ему, что слишком опасно следовать за ортодоксальным и невежественным в международных делах большинством, за ультравоинственными товарищами по партии. Генсек начал прислушиваться к другой группе людей – «просвещенных» экспертов-международников, работавших в аппарате ЦК [772]. В эту группу входили Анатолий Блатов, Евгений Самотейкин, Георгий Арбатов, Александр Бовин, Николай Иноземцев, Вадим Загладин, Николай Шишлин, Рафаил Федоров и Анатолий Черняев. Эти специалисты в области международных отношений, пришедшие на работу в аппарат ЦК КПСС из университетов и научно-исследовательских институтов, отличались от товарищей Брежнева и средних номенклатурных работников образованностью и культурой, широтой взглядов и, главное, отсутствием склонности к милитаризму и ненависти ко всему западному. Это были люди, чье мировоззрение формировалось под влиянием процессов, происходивших в стране в 1956–1964 гг., – культурной оттепели, развенчания культа личности Сталина, либерализации общественной жизни. Советские патриоты и убежденные коммунисты, эти люди считали сталинизм извращением ленинских идей и полагали, что замшелая, окостеневшая идеология и серый бюрократический аппарат наносят громадный вред делу социализма и государственным интересам страны. На работу в аппарат ЦК КПСС многих из них пригласил Юрий Андропов, до 1968 года руководитель отдела связей с социалистическими странами, а также Борис Пономарев, глава международного отдела. Андропов не боялся окружать себя интеллектуалами и оказывал им поддержку в