Из-за темы прав человека брежневская разрядка оказалась под критическим прицелом в самом СССР. Идейные консерваторы в партии и госаппарате получили новые аргументы, чтобы утверждать: сближение с Западом опасно для советского режима, оно позволяет Соединенным Штатам заводить своих «троянских коней» внутрь советского общества. Гонения на диссидентов со стороны КГБ, заключение их в тюрьмы и психиатрические больницы не решали эту проблему, а только добавляли масла в огонь. Еврейские активисты за рубежом стали пикетировать советские представительства, а позже – даже подкладывать бомбы. Время от времени Брежнев звонил Андропову и просил того «действовать поаккуратнее», чтобы не провоцировать западников [875]. Глава КГБ прислушивался к просьбам Брежнева, в том числе и по личным карьерным соображениям. Он опасался, что ему, как Берии и другим, работавшим до него руководителям спецслужб, не удастся остаться в политическом руководстве, не говоря уже о том, чтобы занять в будущем пост генсека. Как вспоминал один из близких ему людей, «единственной силой, двигавшей им [Андроповым], было желание остаться незапятнанным после непомерно затянувшегося пребывания на посту руководителя госбезопасности. Желание это было настолько велико, что очень скоро превратилось в комплекс» [876].
Андропов нашел выход из, казалось бы, безнадежного положения: он рекомендовал продолжать выпускать евреев из страны, а заодно и принудить к эмиграции наиболее докучливых диссидентов и антисоветски настроенных литераторов. Сотрудники КГБ начали ставить активных диссидентов, евреев и неевреев, перед выбором: либо длительный тюремный срок, либо отъезд за границу по «еврейской линии». В 1970-х гг. многие заметные фигуры из «шестидесятников» – писатели, художники и другие представители интеллигенции предпочли покинуть СССР. Тех, кто по разным причинам не хотели, изгоняли насильно. Некоторые из них, например, Владимир Буковский и Александр Гинзбург, отправились за рубеж прямо из тюремных камер. Виолончелист Мстислав Ростропович и его жена, оперная певица Галина Вишневская (на их подмосковной даче одно время жил и работал Солженицын), были лишены советского гражданства во время их пребывания на гастролях за границей. При всем цинизме андроповское решение «еврейской проблемы» в увязке с проблемой диссидентов было бескровным, а потому устраивало Брежнева. Оно позволяло генсеку балансировать между приверженцами жесткой линии, какими являлись его приятели по партии, и теми, кого он считал «друзьями» на Западе.
Самые крупные неприятности советскому режиму продолжал доставлять Александр Исаевич Солженицын – бесстрашный разоблачитель сталинских преступлений. Свое неприятие советской власти писатель не только не скрывал, он его афишировал. В сентябре 1968 года, всего через месяц после событий в Чехословакии, в Европе и Америке были опубликованы произведения Солженицына «Раковый корпус» и «В круге первом», которые принесли автору всемирную славу. В 1970 году он стал лауреатом Нобелевской премии по литературе. За 12 лет до этого Борис Пастернак, получив эту премию, был вынужден от нее отказаться под чудовищным давлением властей, а также родных и близких. Солженицын, напротив, облачился во всемирную славу как в броню и шел на конфронтацию с государством с видимым бесстрашием, вызывая восхищение миллионов людей по всему миру, а также многих соотечественников [877].
Вопрос о Солженицыне несколько раз обсуждался на Политбюро. И всякий раз это дело вызывало столкновение мнений в советском руководстве по поводу приоритетов внутренней и внешней политики. Как подавлять инакомыслие в СССР и одновременно продолжать политику разрядки с Западом? Андропов рекомендовал отпустить Солженицына в Стокгольм для получения премии и, воспользовавшись этим случаем, лишить его советского гражданства. Однако министр внутренних дел Щелоков, который недолюбливал Андропова, решительно возразил. Он предлагал «побороться за Солженицына, а не избавляться от него». Накануне визита Никсона в Москву на заседании Политбюро снова встал вопрос о Солженицыне. Андропов и Косыгин предложили выслать его из страны, но и на этот раз ничего не было решено [878]. Отсрочки с решением вопроса о Солженицыне весьма показательны: процесс десталинизации общества и «оттепель» все же не прошли бесследно даже для сознания партийных консерваторов. Членам Политбюро очень не хотелось превращать Солженицына в жертву политических преследований, как уже произошло с другими представителями советской культурной элиты, вначале с Пастернаком, а позже, в 1965 году, с арестованными писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем. Но главным мотивом подобной отсрочки все-таки были опасения Брежнева скомпрометировать разрядку.
Летом 1973 года дело Солженицына снова оказалось в центре внимания Политбюро. При обыске на квартире машинистки Елизаветы Воронянской в Ленинграде сотрудники КГБ конфисковали рукопись Солженицына «Архипелаг Гулаг» – документальный роман-исследование о государственном терроре и сталинских лагерях. Это событие привело к развязке, которой, возможно, не ожидал ни Солженицын, ни сам Брежнев. Дважды, в сентябре и в октябре 1973 года, Брежнев накладывал вето на предложение Андропова выслать писателя из Советского Союза. Генсек опасался негативных последствий подобного шага, которые могли навредить его отношениям с Брандтом и Никсоном, а также усложнить его зарубежные поездки. Брежнев даже создал специальную комиссию Политбюро по Солженицыну, в очередной раз отложив решение этого вопроса. Однако теперь уже сам писатель, желая защитить себя и свою семью от ареста, решил действовать на опережение и обратился за поддержкой к западным средствам массовой информации. Через них он обнародовал «Письмо вождям Советского Союза», где призывал их отказаться от «мертвой идеологии» марксизма-ленинизма, возродить православие и национальное российское государство. 1 января 1974 года мировой сенсацией стала новость о том, что русская версия «Архипелага ГУЛАГ» скоро появится в печати [879].
Через семь дней, после долгого обсуждения в Политбюро дипломатических шагов в связи с подготовкой к Совещанию по европейской безопасности и сотрудничеству в Хельсинки, Брежнев спросил: что делать с Солженицыным? Андропов повторил свое старое предложение – выслать писателя из СССР, и дело с концом. Громыко поддержал Андропова, но призвал еще повременить до завершения совещания в Хельсинки. И тут в разговор вступил Николай Подгорный: «Давайте посмотрим, что будет более выгодно для нас, какая мера: суд или высылка. Во многих странах – в Китае – открыто казнят людей; в Чили фашистский режим расстреливает и истязает людей; англичане в Ирландии в отношении трудового народа применяют репрессии, а мы имеем дело