Враги Горбачева заявляют, что невероятный успех, которым Горбачев пользовался у западноевропейской и американской публики, вскружил ему голову. Он начал ставить дружеские отношения с иностранными лидерами выше интересов своей страны. Они уверяют, что Горбачеву не только политически и финансово, но и психологически необходимо было получить признание Запада: его популярность в собственной стране из-за нараставшего хаоса в общественной и политической жизни стремительно падала. Валерию Болдину это видилось так: «После того, как началась демократизация, которая вдруг повернула не совсем в ту сторону, куда Горбачев рассчитывал ее направить, и во главе этой демократизации встал его кровный враг Ельцин, тогда он все свои чаяния возложил на Запад» [1179]. Кроме того, критики указывают на то, что советы, полученные Горбачевым от Запада, лишь ухудшили положение дел и сыграли зловещую роль, так как отвлекли его от приоритетов внешней и внутренней политики 1985–1987 гг. и подтолкнули к радикальным политическим реформам [1180].
Особенно резко высказывались об этом советские дипломаты Анатолий Добрынин и Георгий Корниенко, заявляя, что Горбачев «растратил переговорный потенциал советского государства» в обмен на преходящую популярность и добрые отношения с западными государственными деятелями. По мнению Добрынина, западные политики извлекали выгоду из слабости Горбачева. После 1988 года Горбачев спешил окончить холодную войну, так как это было необходимо ему лично, чтобы прорывом на международной арене компенсировать не оправдавшиеся надежды на улучшение жизни у себя в стране. А в результате «дипломатия Горбачева часто не могла добиться выгодных соглашений в переговорах с Соединенными Штатами и их союзниками» [1181]. Корниенко был уверен, что поспешный шаг Горбачева по созданию новой политической системы в стране объясняется его излишней чувствительностью к мнению и советам Запада. Горбачев-политик страстно хотел, чтобы его называли не «вождем коммунистической партии», а «президентом СССР», легитимным лидером государства [1182].
Как со всей очевидностью явствует из записей бесед Горбачева с иностранными руководителями, после 1988 года, если не раньше, общение с самыми разными западными лидерами, от социал-демократов до ярых антикоммунистов, стало для Горбачева ключевым источником психологической поддержки. В этих людях он находил понимание, готовность прислушаться и, что немаловажно, способность оценить грандиозность масштаба осуществляемой им перестройки – то, чего ему так не хватало среди коллег по Политбюро и даже среди собственных помощников-интеллектуалов.
Поклонники Горбачева подтверждали наличие у него подобной психологической зависимости от Запада. Фурман признавал, что эта зависимость была и имела опасные следствия. «Во-первых, внимание Горбачева чрезмерно отвлекается на Запад. Он явно отдыхает душой во время частых поездок, в то время как в стране нарастают оппозиция и хаос». Но тот же автор отвергал утверждение о том, что Запад использовал Горбачева в своих интересах и ускорил распад СССР. Правда, Горбачев чрезмерно прислушивался к мнению западных коллег. Было бы лучше для страны и «правильно понятых» интересов самого Запада, «если бы Горбачев проявлял к нему большее безразличие» и критически подходил к рекомендациям американских, западногерманских и других европейских политиков [1183].
Президент Джордж Буш, госсекретарь Джеймс Бейкер и посол США в Москве Джек Мэтлок признавались, что оказывали влияние на Горбачева в определенных направлениях и по вопросу реформ, но всегда отрицали, что имеют какое-либо отношение к резкой смене его внутриполитического курса и последующему развалу Советского Союза. Уже после кончины СССР Мэтлок напишет: «Если бы это было во власти США и Западной Европы – создать демократический союз из советских республик, то они бы с удовольствием это сделали» [1184]. Мэтлок здесь преувеличивает: в Вашингтоне было немало людей, приветствовавших гибель Советского Союза. В целом совершенно очевидно, что пылкие прозападные настроения Горбачева не совпадали со сдержанным прагматизмом большинства его западных коллег. Политика американцев и западноевропейцев по отношению к Советскому Союзу основывалась не на неких идеях, мессианских планах и личной порядочности, а на геополитических, экономических и военных интересах их государств.
Еще одна личная особенность Горбачева, которая приводила в недоумение современников и очевидцев, – это его органическое отвращение к применению силы. Разумеется, скептическое отношение к использованию военной силы в ядерный век разделяли многие сторонники «нового мышления» [1185]. Можно сказать, что пацифистские настроения были присущи многим из поколения «шестидесятников», хорошо помнивших войну с Германией и ее колоссальные жертвы. Разрыв между этим и старшим поколением в этом вопросе был особенно ощутим. Например, бывший министр иностранных дел А. А. Громыко, по словам своего сына, считал Горбачева и его сторонников «марсианами», людьми не от мира сего за то, что они проповедовали отказ от ключевого принципа «реализма». «Представляю себе, в каком недоумении находятся США и другие натовцы. Для них загадка, как Горбачев и его друзья в Политбюро не понимают, как используется силовое давление для защиты своих государственных интересов, – признавался он сыну. – В кризисных ситуациях дозированное применение силы оправданно… Если гордишься своим пацифизмом, не садись в кресло руководителя великой державы» [1186].
Горбачев действительно испытывал странную для всемогущего главы Коммунистической партии нелюбовь к силовым, военным и административным мерам, что являлось одной из основополагающих черт его характера. Горбачев искренне верил в принцип ненасилия. Его коллеги и соратники подтверждают, что для Горбачева «нежелание проливать кровь было не только критерием, но и условием для его политической деятельности». По их признанию, Горбачев «по характеру не только не способен применять диктаторские методы, но даже прибегать к жестким административным мерам». Недруги Горбачева заявляют, что он «боялся кровопролития», даже когда это диктовалось интересами государства [1187].
Нельзя сказать, что одна лишь приверженность идеям «нового мышления» и либеральным ценностям неизбежно должна была привести Горбачева к отречению от силовых методов. Либеральные политики в западных странах сплошь и рядом применяют силу во имя самых разных целей. В Советском Союзе даже среди демократически мыслящих людей и некоторых бывших диссидентов впоследствии заявляли, что отказ Горбачева от применения силы в период с 1988 по 1991 год