Еще в 1988 году помощники умоляли Горбачева избавиться от опального Ельцина, уже ставшего притягательной фигурой для оппозиции, отправив его послом в какую-нибудь дальнюю страну. Они твердили, что Ельцин рвется к власти и очень опасен, но Горбачев всякий раз брезгливо морщился и отвергал это предложение со словами: «Ну что вы хотите – сделать из меня какого-то Брежнева, держиморду» [1233]. В июне 1990 года Ельцин был избран председателем нового, всенародно избранного Верховного Совета РСФСР. А в июне 1991 года Ельцин уже стал первым избранным народом президентом самой большой союзной республики и, желая ослабить власть Горбачева, повел дело к передаче реального экономического и политического суверенитета из «Центра» к «России», пока еще в составе СССР. И снова по непонятной для его соратников причине Горбачев совершил политическую ошибку, на этот раз фатальную – он не пошел на всенародные выборы президента СССР. Вместо этого был избран президентом на Съезде народных депутатов СССР в результате парламентских маневров. В конечном счете Горбачев оказался между двух стульев – он продолжал опираться на ту же компартию, которую сам стремился лишить власти, – и все больше на силовых министров, которых он считал лояльными себе лично, – министра обороны Дмитрия Язова, председателя КГБ Владимира Крючкова и главу военно-промышленного комплекса Олега Бакланова.
К началу августа 1991 года Горбачев растратил большую часть и советского геополитического капитала, и своего личного политического авторитета. Отчасти из-за его хронической неспособности определиться с курсом экономических и финансовых реформ денежно-кредитная и банковская системы Советского Союза практически развалились, внешние долги неумолимо росли: огромная страна с богатейшими ресурсами оказалась в мирное время на краю банкротства. Окончание холодной войны и сокращение бремени вооружений не дали народу ощутимых материальных выгод. Напротив, остро встала проблема продовольствия, магазины были пусты даже в Москве, вводилось нормированное распределение всех основных продуктов питания, за любыми товарами люди выстраивались в огромные очереди. Такого СССР не видел со времени Великой Отечественной войны и послевоенной разрухи. Этот тяжелейший финансово-экономический кризис питал силу национально-сепаратистских движений, получивших широкую популярность в массах, даже среди тех, кто не разделял лозунги националистов и голосовал за сохранение Союза. Прежде всего это касалось Российской Федерации. Огромную выгоду из этой ситуации извлек, как уже говорилось, Борис Ельцин [1234].
К середине 1990 года Горбачев казался многим своим соотечественникам жалким и безвольным человеком, потерявшимся среди перемен, которые он сам начал. Большинство раздражало, как много он говорит и как мало делает. Он вызывал негативные чувства уже не только у сталинистов и врагов радикальных перемен, но и у тех, кто решительных перемен требовал. Представители интеллектуальной и творческой элиты, еще в 1988 году называвшие себя «прорабами перестройки», в конце 1989 года отреклись от Горбачева. Эти люди начали выходить из партии, уничтожать свои партбилеты и горячо поддерживать антикоммунистические лозунги Бориса Ельцина – в недавнем прошлом члена Политбюро ЦК КПСС. Прежние союзники и сателлиты СССР публично называли Горбачева предателем дела социализма. Но даже его новые партнеры, западные политики, получившие немало выгод от его внешнеполитических инициатив, не пришли к нему на выручку. Когда Горбачев обратился к ним за крупными кредитами и субсидиями, они ему отказали. К исходу 1990 года казна СССР, разоренная непродуманными реформами, расточительностью парламентов, и сепаратизмом республик, была совсем пуста. Поведение западных партнеров стало жестоким разочарованием для кремлевского лидера. Весной 1991 года, уже на грани финансового и политического краха страны, Горбачев попросил своего «друга» Джорджа Буша и других лидеров «Семерки» ведущих стран мира организовать нечто вроде плана Маршалла, чтобы помочь переходу советской экономики в экономику рыночную. Это означало, что западные страны, банки и международные организации, вроде Международного валютного фонда, должны были вложить в разваливавшийся Советский Союз несколько десятков, а может, и сотен миллиардов долларов. Маргарет Тэтчер, уже ушедшая с поста лидера Великобритании, поддерживала эту идею. Однако прижимистый в отношении финансов президент США и особенно его советники прохладно отнеслись к отчаянным призывам Горбачева. Американская экономика переживала некоторый спад, и в бюджете США не нашлось денег ни для СССР, ни для стран Восточной Европы. Американский посол в Москве Мэтлок позже сделает вывод, что Буш, при всей своей симпатии к Горбачеву-политику, «похоже, искал, скорее, повод не помогать Советскому Союзу, чем способ сделать так, чтобы помочь». Единственной страной, которая уже выступала кредитором Горбачева, была объединившаяся Германия канцлера Коля. Но и ее ресурсы оказались перенацелены на реабилитацию «новых», восточных, земель. Будущее показало, что бывшая ГДР оказалась гигантской черной дырой, требовавшей сотен миллиардов инвестиций и субсидий. Япония, еще один крупный кредитор, требовала вернуть ей спорные «северные территории», острова Южных Курил, захваченные СССР в 1945 году. Вполне понятно, что западные страны, которые в течение десятилетий вели холодную войну против СССР, отказали Горбачеву в крупномасштабной финансовой помощи. Но нерешительность советского лидера также сыграла дурную роль, дав Западу повод ничего не делать. Поскольку СССР фатально застыл перед прыжком к рынку, поскольку советские финансы пришли в полный беспорядок, западные эксперты справедливо утверждали, что любой объем финансовой помощи Кремлю исчезнет в советском инфляционном водовороте, как в бездонном колодце. Как бы то ни было, тот факт, что западные друзья советского лидера от него отвернулись, не мог не вдохновить сторонников жесткой линии