Недовольные генералы осознавали, что именно Сталин – автор новых репрессий. И когда Рыбальченко предложил Гордову пойти к Сталину и покаяться, тот просто высмеял это предложение. С апломбом военачальника-победителя он воскликнул: «Кому? Подлости буду честно служить, дикости?! Инквизиция сплошная, люди же просто гибнут!» Спустя три дня, уже разговаривая наедине с женой, Гордов признался, что когда он проехал по районам (в качестве депутата Верховного Совета), то увидел, в какой нищете и лишениях там живут люди, и «совершенно переродился». «Я убежден, что если сегодня распустить колхозы, завтра будет порядок, будет рынок, будет все. Дайте людям жить, они имеют право на жизнь, они завоевали себе жизнь, отстаивали ее!» – и делал вывод: Сталин «разорил Россию, ведь России больше нет» [225].
Трудно сказать, сколько еще было подобных разговоров среди подвыпивших «победителей» – поражает сам факт столь прямой и жесткой критики в адрес Сталина со стороны советских элит [226]. Контраст между уровнем жизни в поверженной Европе и разоренным Советским Союзом был, впрочем, очевиден и шокировал всех, кто возвратился с войны. К концу 1946 года недовольство в кругах высшего руководства положением в стране резко возросло: жестокая засуха поразила наиболее плодородные земли на Украине, в Крыму, Молдавии, Поволжье, в центральных областях России, на Дальнем Востоке, в Сибири и Казахстане. Из-за природного бедствия, усугубленного нехваткой людских и материальных ресурсов после войны, возникла реальная опасность массового голода [227]. Сталин вместо того, чтобы предотвратить катастрофу, продолжал упорно игнорировать наступление голода, так же как он поступал в 1932–1933 гг. в разгар коллективизации.
Как и в 1930-е гг. Сталин запретил употреблять само слово «голод» даже в секретной служебной переписке. Он предпочитал говорить о спекуляции и хищениях и обвинять во всем «вредителей», из-за которых якобы и возникли перебои со снабжением хлебом населения. Кремлевский руководитель знал, что в государственных закромах хранятся громадные «стратегические» запасы зерна, неуклонно пополняемые на случай новой войны. Однако он не позволял выделить эти резервы для продажи населению или даже для отпуска по карточкам. Кроме того, в советском Гохране было 1500 тонн золота, на которое можно было закупить продовольствие за границей. Позже Молотов и Микоян вспоминали, что Сталин запретил продавать и золото. Более того, вождь надменно отказался от американской продовольственной помощи, которая полагалась России по линии ЮНРРА (Администрации по вопросам оказания помощи и восстановлению при ООН). Сталин разрешил предоставить эту помощь Украине и Белоруссии, да и то в ограниченном объеме. Тем временем руководитель Кремля обещал советским ставленникам в правительствах Польши и Чехословакии, а также коммунистам в Италии, что СССР окажет этим странам помощь продовольствием: хлеб, конфискованный у голодающего русского и украинского крестьянства, использовался для поднятия рейтинга зарубежных коммунистов [228].
Внутри СССР Сталин проводил ту же политику, что и до войны: режим обирал до последней нитки население, доводя людей до полной нищеты, особенно крестьян и сельскохозяйственных рабочих, – с тем, чтобы получить средства на восстановление тяжелой промышленности, создание и производство новых вооружений. В период с 1946 по 1948 год налоги на крестьян увеличились на 30 %, а к 1950 году они подскочили на 150 %. К тому же государство отказалось возвращать деньги по военным облигациям – миллиарды рублей, которые оно «одолжило», а по сути, конфисковало у советских людей. Среди населения, которое едва сводило концы с концами, принудительно производилось размещение очередного облигационного госзайма [229].
Безусловно, Сталин знал о том, что многие люди недовольны властями. Но он также понимал, что только сам аппарат власти, его руководящие круги могут представлять для него настоящую угрозу. Микоян вспоминал: Сталин «знал качество русского мужика – его терпимость», долготерпение [230]. Постепенно кадровые чистки, которые задумывались как средство обуздания гордыни и своенравия военно-политических элит, вылились в новый шквал репрессий. В 1945 и 1946 гг. число официальных обвинений, выдвинутых Особым совещанием при НКВД, сократилось с 26 до 8 тыс., однако к 1949 году выросло до 38,5 тыс. [231] В январе 1947 года генерал Гордов, его жена и генерал Рыбальченко были арестованы, как и многие другие крупные военачальники и члены их семей [232]. В это время чистки среди высших кадров еще носили ограниченный характер, осуществлялись втихомолку, без публичного обсуждения. Но уже спустя пару лет, когда холодная война окончательно разделит мир на два противоположных лагеря, кремлевский диктатор начнет готовить одно кровопускание за другим, в том числе и среди представителей высших кругов страны.
Сталин «крепит единство» советского общества
Под предлогом растущего противостояния СССР с Западом Сталин полностью подчинил своей воле властный аппарат страны и ее элиты. После войны Сталин, мобилизуя советское общество, мыслил уже не столько классовыми, сколько имперскими категориями, выстраивал строгую иерархию старших и младших народов. Нагнетание международной обстановки давало ему повод не только жестоко карать провинившиеся малые народы, но и проводить русификацию советских руководящих кадров на всех уровнях. Как справедливо заметил историк Норман Наймарк, «война – удобное прикрытие для проведения властями этнических чисток», она «позволяет правителям расправляться с мятежными нацменьшинствами в условиях приостановки действия гражданского права» [233].
Значительная роль в деле укрепления советского общества и всей страны отводилась «борьбе с космополитизмом». Так называлась развязанная государством антисемитская кампания. Еще до начала холодной войны Сталин резко переменил свое отношение к евреям: из полезной, легко мобилизуемой в интересах СССР международной диаспоры евреи превратились в потенциальную «пятую колонну» внутри советского общества. Вождю повсюду мерещились еврейские заговоры: внутри советского руководства, в еврейских организациях Соединенных Штатов, и самое главное, среди еврейской родни собственного ближайшего окружения. Еще с 1920-х гг. многие члены Политбюро, включая Молотова, К. Е. Ворошилова, М. И. Калинина и А. А. Андреева, были женаты на женщинах из еврейских семей, участниц и сторонниц большевистской революции. Теперь