На Ученом совете истфака в МГУ в марте 1949 года, во время которого должны были осудить профессоров-космополитов (среди них был и дед автора Лев Израилевич Зубок), историк Сергей Сергеевич Дмитриев поинтересовался у своего коллеги Бориса Федоровича Поршнева, что лежит в основе этой кампании. И услышал в ответ: «Война. Готовить нужно народ к новой войне. Она близится» [248]. Наступление холодной войны, вначале казавшееся досадным сбоем во внешних планах, стало в какой-то момент подспорьем для планов Сталина внутри страны: внешняя угроза помогала оправдать и антисемитскую кампанию, и депортацию армян, азербайджанцев и греков, и подобные же депортации из Западной Украины и Прибалтики. Холодная война помогала сплачивать великорусское ядро созданной им «социалистической империи». Кроме того, страхи перед новой войной помогали искоренять недовольство и разногласия среди руководящей верхушки. Большинство в госаппарате, армии и госбезопасности были убеждены, что Запад готовится напасть на Советский Союз, и что надо готовиться к отпору агрессора.
Эта убежденность еще более окрепла, когда в июле 1946 года Соединенные Штаты провели в присутствии международных наблюдателей испытания двух атомных бомб на атолле Бикини в Тихом океане. Испытания проводились спустя лишь две недели после того, как американцы обнародовали свой план, который касался «международного контроля» атомной энергии, к тому же накануне мирной конференции в Париже (с 29 июля по 15 октября 1946 года), созывавшейся с целью обсудить условия мирных договоров с Германией и ее сателлитами. Свидетелями атомных испытаний стали двое советских наблюдателей, которые сообщили об их результатах кремлевскому руководству. Один из них, генерал-майор НКГБ Семен Александров, профессор-геолог и специалист по поиску урановых месторождений для советского атомного проекта, привез в Москву отснятый им во время испытаний фильм и показал его в Кремле, а также у себя дома избранным друзьям и коллегам [249]. Любительские кадры производили угнетающее впечатление на зрителей. Cилуэты военных кораблей казались насекомыми на фоне циклопического столба воды, поднятого атомным взрывом.
В советских политических кругах не сомневались, что атомная монополия США служит инструментом американской послевоенной дипломатии и угрожает безопасности СССР. Даже самые образованные и проницательные члены советской элиты разделяли сталинские представления о послевоенном устройстве мира. Писатель Константин Симонов, прослуживший военным корреспондентом всю войну – от начала трагического отступления советской армии летом 1941 года и до взятия Берлина в 1945 году, – причислял себя к «поколению победителей». В начале 1946 года по решению Политбюро его в составе небольшой группы, куда входили другие журналисты и писатели, послали в Соединенные Штаты с пропагандистской миссией. Достаток, сытость и самодовольство Америки после советской разрухи и беды поразили Симонова. Он был также обеспокоен ростом антисоветских настроений, которые наблюдались в американском обществе. По возвращении на родину Симонов доложил о своих впечатлениях Сталину и, по совету вождя, написал пьесу «Русский вопрос», в которой американские политики и газетные магнаты замыслили развязать войну против Советского Союза и настраивают против него простых американцев. Главный герой пьесы, прогрессивный американский журналист, жаждет разоблачить этот заговор. Он едет в Советский Союз и собственными глазами убеждается, что русские не хотят новой войны. Несмотря на заказной и неприкрыто агитационный характер пьесы, нет сомнений в том, что Симонов страстно верил в то, о чем писал. Как может Советский Союз угрожать кому-либо, когда сам он понес такие огромные потери? Симонов был убежден, что если Советский Союз не восстановит народное хозяйство, и если его народ не пойдет на новые жертвы, то гибель страны неизбежна. Сталину пьеса Симонова понравилась. Отрывки из нее были напечатаны и читались по радио. Пьеса была включена в постоянный репертуар многих театров Советского Союза и стран Восточной Европы. По ее мотивам режиссер Михаил Ромм снял фильм, который смотрели миллионы советских зрителей. Даже годы спустя Симонов продолжал считать, что выполнил важную патриотическую задачу: в 1946 году Советский Союз стоял перед суровым выбором – либо стать сильнее перед лицом внешней угрозы, либо погибнуть [250].
Сталин ставил своей целью создание «социалистической империи» – несокрушимой, защищенной со всех флангов. Однако сама эта империя покоилась на уязвимом фундаменте. История человечества знала процветающие и долговечные империи, такие как Рим, Византия, Персия, Оттоманская империя, династии Китая, и позже Великобритания и царская Россия. Эти империи строились с помощью военного превосходства, но и с помощью закона и порядка, финансовой стабильности, и также за счет блеска своих элит, их умения демонстрировать свое культурно-цивилизационное превосходство над «варварами». Эти империи в лучшие периоды своего существования умели кооптировать знать и духовенство захватываемых территорий, проявлять терпимость к религиям покоренного населения, развивать торговлю, строить разветвленную инфраструктуру – иными словами, убеждали миллионы своих подданных в преимуществах большого, мощного, культурного государства [251]. Сталинская «социалистическая империя» исповедовала интернационалистические принципы марксизма-ленинизма, популярные в определенной части европейской интеллигенции. Но в странах, только что освобожденных от нацизма, советские власти внедряли «новый порядок» по жестким большевистско-сталинским лекалам. Их главными методами было уничтожение традиционных элит, включая интеллигенцию и церковь, и строительство тоталитарной системы в экономике и общественной жизни. Сталинская деспотия лишила население подчиненных ей стран Восточной Европы гражданских свобод и имущества, свободы совести, права на достойную, зажиточную жизнь, свободную информацию и общение с внешним миром – всего, чем культурные слои в этих странах уже привыкли пользоваться многие десятилетия. Эта империя лишала людей чувства собственного и национального достоинства, предлагая взамен лишь пародию на социальную справедливость. Кроме того, с точки зрения многих восточных европейцев, империя Сталина несла им не новую высшую цивилизацию, а азиатское варварство.
Советское государство, построенное на крови миллионов людей всех национальностей, спекулировало на национальных чаяниях и умножало народные страдания. Эта империя расширялась и укреплялась не только на штыках, но и за счет веры в коммунистическую идеологию среди интеллектуалов, образованной молодежи средних классов и подверженной шовинистической пропаганде части рабочих и бедняков, проживавших на обширной территории Европы и Азии. В странах, где побеждали коммунисты, марксистско-ленинское учение подменяло собой религию. Вершину имперской пирамиды, возведенной на вере людей в призрачное светлое будущее, венчал культ самого Сталина, непогрешимого вождя всех времен и народов.