В декабре 1949 года, уже после провозглашения Китайской народной республики, Мао Цзэдун прибыл в Москву для участия в праздновании семидесятилетия советского руководителя. Его главной задачей было заключить новый межгосударственный договор взамен старого, который Сталин навязал Чан Кайши. Для Мао это было вопросом признания его победы и его места в международной коммунистической иерархии. Сталин, однако, не торопился хоронить соглашение с поверженным Гоминьданом. Тогда Мао дал понять, что не уедет из СССР без окончательного урегулирования китайско-советских отношений. После нескольких недель ожидания Микоян и Молотов уговорили советского вождя начать переговоры с руководителем КПК. В ходе второй беседы с Мао Цзэдуном Сталин согласился пойти на подписание нового советско-китайского договора. Мао притворно выразил удивление таким решением: «Но ведь изменение… соглашения задевает решения Ялтинской конференции?» Действительно, в ялтинских соглашениях и крылась главная причина прохладного отношения Сталина к Мао и заключению нового договора с коммунистическим режимом в Китае. До этих пор советское военно-политическое присутствие в Маньчжурии было как бы признано западными державами, как бы наделяло СССР особыми правами в Европе и Азии. Но вождь сделал выбор: «Верно, задевает, ну и черт с ним!» – ответил Сталин и посоветовал китайцам возглавить революционную антиимпериалистическую борьбу в Азии [319].
Было бы, однако, наивно заключить, что Сталин из расчетливого и подозревавшего всех и вся реалиста вдруг превратился в бескорыстного поклонника китайской революции. Переговоры с китайским руководством, сопровождавшиеся жесткими заявлениями и взаимными упреками, шли трудно. Главным неприятным моментом для советской стороны было то, что Мао рассчитывал на возвращение Китаю суверенитета над территорией Синцзяня, Монголии и особенно Маньчжурии, где находилась выстроенная еще царским российским правительством Китайско-Восточная железная дорога, военно-морская база Порт-Артур и торговый порт Далянь. Сталин, однако, решил, что на данный момент союзнические отношения с Китаем важнее советских интересов в Маньчжурии. Он передал Китаю порт Далянь безвозмездно. Вместе с тем хитроумный вождь предложил Мао Цзэдуну формулу, согласно которой СССР временно, с согласия КПК, оставлял за собой военно-морскую базу, в связи с возможным возрождением японской угрозы. Мао ничего не оставалось, как принять эту формулу. Сталин, как и ранее с Гоминьданом, отказался делать уступки по суверенитету Монголии.
Подписание 14 февраля 1950 года китайско-советского Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи и целого ряда других соглашений стало крупнейшим достижением советской внешней политики за все послевоенные годы. Вместе с тем сами переговоры породили у китайцев смешанные чувства, а Мао Цзэдун укрепился в своей решимости добиться от советского руководства равноправных отношений: унизительное обращение с ним Сталина в декабре и явное нежелание вождя отказаться от привилегий и концессий на территории Северного Китая говорило о том, что советско-китайские отношения будут весьма непростыми [320].
Впервые с 1920-х гг. Сталину предстояло иметь дело с зарубежными коммунистами, которые были независимыми революционными деятелями, а не послушными марионетками на службе у советской внешней политики. Быть может, в этой связи в рассуждениях Сталина о международных делах стали пробиваться явные, хотя и вряд ли искренние, нотки революционного романтизма. Сталин согласился с предложением Мао помогать вьетнамской армии Хо Ши Мина в войне против французских колонизаторов. Что касается Кореи, кремлевский вождь поначалу сдержанно относился к просьбам Ким Ир Сена помочь с «освобождением» южной части полуострова от проамериканского режима Ли Сын Мана. Но в январе 1950 года, в разгар советско-китайских переговоров, вдруг пошел Киму навстречу и пообещал оказать ему масштабную помощь в подготовке к войне. Российский историк Евгений Бажанов считает, что на сталинское решение повлияло несколько обстоятельств: (1) коммунисты одержали победу в гражданской войне в Китае; (2) СССР овладел атомной бомбой, первое испытание которой состоялось 29 августа 1949 года; (3) был образован блок НАТО, и холодная война стала приобретать затяжной характер; (4) США не препятствовали победе коммунистов в Китае и, казалось, не были готовы к военному вмешательству на Дальнем Востоке. Последний пункт был ключевым: данные разведки и публичные заявления американцев убедили Сталина, что США не считают Южную Корею частью той зоны, которую они были готовы защищать. 30 марта 1950 года Ким Ир Сен и второй руководитель корейских коммунистов Пак Хон Ён прибыли в Москву для согласования подготовки к войне и оставались там до 25 апреля. Сталин утвердил план подготовки, но строго предупредил корейцев, чтобы они действовали осмотрительно и рассчитывали на собственные силы – советские военные не будут принимать участия в войне ни при каких обстоятельствах, даже если американцы пошлют свои войска на выручку Южной Кореи [321].
Неожиданное начало корейской войны вызвало панику в Западной Европе: многим на Западе уже мерещились советские танковые армады, врывающиеся в Западную Германию. Однако политические руководители и их советники в Вашингтоне полагали, что прямая советская агрессия на территории Европы маловероятна. Они заключили, что в Европе, как и в Азии, Советский Союз рискует только тогда, когда есть возможность выиграть наверняка. Забегая вперед, можно сказать, что эти оценки оказались правильными. Сталин, верный своим принципам, лишь на словах подражал революционному романтизму Мао Цзэдуна, на деле же он был не готов на авантюры и тщательно зондировал почву, прежде чем пойти на применение силы. Тем не менее руководство США использовало момент возбуждения и тревоги для полномасштабного перевооружения и консолидации западного блока. Администрация Трумэна поставила целью добиться абсолютного военно-стратегического превосходства над СССР. Конгресс США увеличил военные расходы в четыре раза. Ускоренными темпами пошло наращивание потенциала атомного оружия. Американцы сумели убедить правительства Франции и других стран НАТО дать согласие на создание вооруженных сил в Западной Германии, поскольку без немецких солдат остановить наступление Советской армии в Европе было бы невозможно [322]. Не только данные советской разведки, но и открытые материалы западной печати должны были показать кремлевским руководителям, насколько война в Корее изменила весь геополитический ландшафт в Европе и особенно место Западной Германии в приоритетах НАТО. Федеративная Республика Германия и Франция начали интеграцию своей угольной и сталелитейной промышленности. Угроза новой войны на территории Германии побудила западные державы ускорить процесс суверенизации ФРГ. Начались дебаты о создании «европейской армии», костяк которой могли бы составить западногерманские дивизии [323].
Вмешательство США в корейскую войну нарушило планы Ким Ир Сена – революционного блицкрига в Южной Корее не получилось. Вопреки