Заседания Совета обороны и доклады спецслужб позволили Хрущеву освоить незнакомые ему сферы, в том числе международные отношения и развитие военно-промышленного комплекса. Ранее, в 1953 году он выступал против некоторых пунктов программы «мирного наступления», поскольку они были выдвинуты его конкурентами. Теперь же Хрущев стал, не признаваясь в этом, возвращаться к внешнеполитическим инициативам Берии и Маленкова, которые он еще недавно клеймил как «предательские». Казалось, впервые за долгие годы наступал период для спокойной и плодотворной внешней политики, гибкой и открытой к переменам. Кремлевская верхушка, несмотря на явное лидерство Хрущева, еще какое-то время просуществовала в режиме коллективного обсуждения важнейших вопросов. На заседаниях Президиума можно было спорить и искать оптимальные решения. Анастас Микоян, не рвавшийся к единоличной власти, взял на себя роль умного и лояльного наставника Хрущева по многим вопросам международной политики. Маленков пытался также работать в команде и, как отмечает историк Елена Зубкова, он «человек компромиссов, уравновешивал импульсивного и бестактного Хрущева». Активно включились в процесс выработки решений по внешнеполитическим вопросам и новые члены Президиума ЦК – Максим Сабуров и Михаил Первухин. Георгий Жуков также привлекался к обсуждению политических вопросов, связанных с обороной [399].
Молотов ревниво воспринимал вторжение Хрущева и других во внешнеполитическую сферу, и чем дальше, тем больше выступал с критикой инициатив Первого секретаря. Уже с осени 1954 года Молотов и Хрущев на заседаниях Президиума расходились во мнениях чуть ли не по каждой обсуждаемой теме – будь то освоение целинных земель или вопросы обороны и безопасности [400]. А в феврале – марте 1955 года, когда проходили переговоры с правительством Австрии о заключении с ней договора на условиях ее нейтралитета, борьба между Молотовым и Хрущевым приняла серьезный оборот. Руководство Австрии опасалось, что стране грозит судьба разделенной Германии, и обратилось к Кремлю с предложением подписать сепаратное соглашение об окончании советской оккупации [401]. Молотов выступал против. «Мы не можем позволить себе вывести войска из Австрии», – говорил министр иностранных дел, повторяя аргументы, изложенные в секретной служебной записке, подготовленной в ноябре 1953 года, «поскольку на самом деле это будет означать отдать Австрию в руки американцев и ослабить наши позиции в Центральной и Центрально-Южной Европе». Хрущев, напротив, доказывал, что нейтралитет Австрии усилит пацифистские иллюзии в Западной Германии и Европе и ослабит НАТО. Президиум поддержал первого секретаря большинством голосов. По воспоминаниям помощника Молотова, «Хрущев стал напрямик договариваться с австрийским канцлером Юлиусом Раабом и быстро довел дело до завершения». По случаю подписания советско-австрийского соглашения был устроен прием, на котором торжествующий Хрущев, пользуясь моментом, отчитал заместителей Молотова из Министерства иностранных дел за то, что они помалкивают на заседаниях Президиума и не противоречат своему шефу. Теперь, сказал он, им придется действовать не по указке своего начальства, а следовать партийной дисциплине, которая выше ведомственной. Это был недвусмысленный намек на то, что авторитету Молотова во внешней политике пришел конец [402].
Окончательным ударом по этому авторитету стал визит советской правительственной делегации в Югославию с 26 мая по 2 июня 1955 года. Хрущев, Булганин и Жуков принесли извинения за кампанию шельмования Тито, проводимую Сталиным в 1948–1953 гг. Советские лидеры надеялись, что возобновление дружественных отношений с Югославией позволит вернуть эту страну в советский блок и расширить зону геополитического влияния Москвы в Южной Европе и на Балканах. Молотов был категорически против этого визита. Он полагал, что режим Тито никогда не будет надежным партнером СССР. Вооружившись цитатами из трудов Ленина, Молотов заявлял, что те, кто хвалит югославское руководство, «не ленинцы, а обыватели». В результате Молотов был исключен из состава советской делегации [403]. В ходе дискуссии по Югославии в Президиуме ЦК ребром встал вопрос: кто из них двоих, Хрущев или Молотов, будет определять, что значит «ленинская» внешняя политика? Растущая пропасть непонимания между двумя членами Президиума заставила Хрущева обратиться за поддержкой к пленуму ЦК, чтобы поставить на место непокорного министра иностранных дел.
Пленум состоялся 4–12 июля 1955 года, уже после поездки в Югославию и накануне конференции четырех держав-победительниц в Женеве – первой после исторических встреч в Ялте и Потсдаме. На партийном ареопаге произошло поразительно откровенное обсуждение советской внешней политики и лежащих в ее основе расчетов. Впервые члены Президиума рассказывали всей высшей партийно-государственной номенклатуре не только о своих текущих разногласиях с Молотовым, но и о прошлых промахах и ошибках. Хрущев понимал, что в глазах многих членов ЦК Молотов был человеком, который работал рядом с Лениным и Сталиным. А значит, Хрущеву и его сторонникам нужно было подорвать авторитет Молотова – и как министра иностранных дел, и как старого большевика.
Хрущев подробно рассказал делегатам пленума о том, как проходило обсуждение австрийского вопроса на заседании Президиума ЦК. По его словам, Молотов стоял на «абсурдной» точке зрения об опасности еще одного аншлюса (поглощения) Австрии Западной Германией. Молотов якобы настаивал на том, что Советский Союз должен оставить за собой право в случае необходимости вернуть свои войска в Австрию, если такая угроза возникнет [404]. Обсуждение югославского вопроса на пленуме затронуло идеологическую сущность советского взгляда на холодную войну. Решение Кремля признать Югославию «социалистической» страной означало бы, что объявление Тито предателем и еретиком, принятое Сталиным в 1948 году, было неправильными. А следовательно, право Москвы руководить социалистическим лагерем и определять «кто есть кто» в коммунистическом движении переставало быть абсолютным и неограниченным. Молотов считал, что это скользкий путь, опасный для руководящей роли СССР в коммунистическом движении и всего будущего мирового коммунизма. Его главный тезис заключался