Казалось, советская дипломатия одержала победу. Но на деле руководство СССР загоняло себя в угол, откуда было трудно выбраться без ущерба для собственного престижа. Советская позиция после 1953 года заключалась в том, что на немецкой земле исторически сложились два немецких государства. Но эта установка, по сути, делала убежденного сталиниста Ульбрихта бессменным лидером ГДР. Ведь даже видимость суверенности давала ему большие рычаги воздействия на советское руководство. Иными словами, теперь не только он зависел от Кремля, но и Кремль стал заложником собственных обещаний своему восточногерманскому сателлиту [441]. Кроме того, в глазах немцев Советский Союз становился главным препятствием для объединения Германии. Молотов, как и ранее Сталин, видел в этом большую опасность. В ноябре 1955 года министр иностранных дел предложил, чтобы советская сторона на словах приняла основные пункты плана Идена в переговорах по Германии. Он заявил на заседании Президиума, что западным державам, если бы они действительно согласились провести всеобщие и свободные выборы по всем землям Германии, пришлось бы заявить, что они готовы отменить членство ФРГ в НАТО и создать Общегерманский совет для воссоединения страны. Более того, им пришлось бы заявить, что они, как и Советский Союз, выведут все вооруженные силы из Германии в течение трех месяцев. Опираясь на разведданные, Молотов утверждал, что западные державы никогда не пойдут на такой шаг, поскольку в нем заключена угроза единству НАТО. Таким образом, Советский Союз, поддержав план Идена, смог бы, ничем не рискуя, восстановить свою репутацию среди немцев, жаждущих воссоединения своей страны [442].
Доводы Молотова казались разумными, но после обсуждения на Президиуме Хрущев безжалостно утопил его предложение. По мнению Хрущева, администрация Эйзенхауэра могла раскусить советский замысел и «согласиться на вывод войск». Кроме того, то обстоятельство, что советское руководство изменило свое отношение к плану Идена, западные державы могли расценить как победу. «Вой поднимут, что позиция силы берет верх». К тому же немцы из ГДР скажут: «Вы нас предаете». Хрущев, поддержанный остальными членами Президиума, заявил, что продолжение линии на раздел Германии не компрометирует советскую политику безопасности в Европе, а скорее наоборот. Он был уверен, что СССР сумеет добиться двух целей одновременно: сохранить социалистическую Восточную Германию и внести раскол в НАТО. Этот эпизод вновь показал, что ГДР, созданная некогда как орудие для достижения советских целей по германскому вопросу, превратилась из разменной дипломатической монеты в неприкосновенный стратегический ресурс. Сыграла роль и борьба политических амбиций. По мнению Трояновского, инициатива Молотова могла бы принести СССР большие дивиденды, возможно, американцы даже пошли бы на уступки. Но, вероятно, «Хрущев просто не хотел, чтобы Молотов, отставка которого была уже предрешена, заработал под занавес какие-либо лавры». Германский вопрос был заморожен [443].
«Наша поездка в Женеву, – вспоминал позднее Хрущев, – еще раз убедила нас в том, что никакой предвоенной ситуации в то время не существовало, а наши вероятные противники боялись нас так же, как мы их». Кремлевские правители пришли к выводу, что новая советская политика поколебала в американцах чувство абсолютного превосходства и вынудила их сесть за стол переговоров. Осознание того, что военная угроза отступила, подбодрило Хрущева и его коллег. Вместо первоначального осторожного курса они начали искать возможности для контрнаступления в холодной войне с Западом – особенно за пределами Европы и других основных театров «военных действий». Уже осенью 1955 года кремлевское руководство обнаружило на арабском Ближнем Востоке новый плацдарм для такого наступления.
Революционные союзники
Сталину не удалось создать плацдарм для советского влияния на Ближнем Востоке. В январе 1953 года, в разгар «дела кремлевских врачей», Сталин разорвал дипломатические отношения с Израилем: вероятно, он планировал тогда использовать миф о «сионистском заговоре» как повод для развязывания в стране крупномасштабной чистки [444]. До 1955 года советская политика на Ближнем Востоке исходила из посылки, что в арабских странах, равно как и в Турции и в Иране, правят реакционные режимы, которые являются пешками в борьбе между англичанами и американцами. Отдельные советские специалисты и дипломаты видели, что в арабских странах есть силы, которые противились американским попыткам создать антисоветский блок в этом регионе, однако никто не решался противоречить официальной линии. После смерти Сталина отношение советского руководства к режимам в арабских и других ближневосточных странах не изменилось. В дипломатических письмах и конфиденциальных меморандумах, адресованных Президиуму ЦК, руководители Египта – генерал Мухаммед Нагиб и сместивший его с поста премьер-министра генерал Гамаль Абдель Насер – назывались не иначе как «врагами Советского Союза» и даже «фашистами», несмотря на то что они стояли за неприсоединение к каким-либо западным блокам против СССР. Согласно анализу, представленному Комитетом информации при МИД СССР в марте 1954 года, Насер, пользуясь тем, что англичане с опаской относились к вероятному улучшению отношений Египта с Советским Союзом, шантажировал их, домогаясь контроля над Суэцким каналом [445]. Исходя из такой же установки, в 1953 году Москва отвергла заигрывания иранского премьер-министра Мухаммеда Моссадыка с Советским Союзом и, возможно, упустила шанс наладить отношения с Ираном [446].
Соперничество с Молотовым, а также стремление добиться впечатляющих успехов на международной арене, побудило Хрущева и его сторонников взглянуть на Ближний Восток иными глазами. Тито сказал ему, что в политических и военных кругах арабских стран вызрели антизападные и антиимпериалистические настроения. В июле 1955 года, сразу же после сокрушительной критики Молотова на партийном пленуме, Президиум направил главреда «Правды» и секретаря ЦК КПСС Дмитрия Шепилова, одного из фаворитов Хрущева, на арабский Ближний Восток – прозондировать почву. Шепилов встретился в Каире с Насером и пригласил его посетить Москву. Кроме того, он завязал дружеские отношения с главами других арабских государств, которые отказывались примыкать к западным блокам. Шепилов вернулся в Москву с Ближнего Востока в полной уверенности в том, что арабский регион весьма перспективен для «мирного наступления» против западных держав. По случайности Андрей Дмитриевич Сахаров и другие создатели