Хрущев был готов помогать Китаю в захвате островов, но при условии, что китайцы будут координировать свои действия с Москвой. Напускная бравада Мао Цзэдуна перед лицом ядерной угрозы сбила советского лидера с толку: он подозревал, что дело либо в безответственном догматизме Мао, либо в его «азиатском коварстве». Хрущев, видимо, не знал, что Сталин и Молотов тоже разыгрывали пренебрежительное отношение к американской атомной бомбе, когда СССР еще не был ядерной державой. Советского лидера угнетало подозрение, что Мао с ним не считается и, может быть, даже презирает. Хрущев передумал делиться ядерным оружием с китайским союзником. 20 июня 1959 года Президиум без лишнего шума отменил советско-китайское атомное сотрудничество. Атомная бомба с полным комплектом документации, готовая к отправке по железной дороге в Китай, так и не покинула Арзамас-16. Как вспоминает Трояновский, мысли о Китае отныне не покидали Хрущева [544]. Он решил продемонстрировать свою правоту и превосходство перед Мао Цзэдуном на деле. Китайцы закончили обстрел островов, не добившись никаких видимых результатов. Хрущев же, напротив, рассчитывал, что его ракетно-ядерный шантаж позволит ему добиться успеха в Германии и Западном Берлине.
Стратегия дает сбой
Как раз в то время, когда Хрущев предложил одностороннее сокращение советских вооруженных сил, его внешняя политика дала осечку. Первая случилась в Китае, куда советский руководитель поехал в конце сентября 1959 года, сразу же после своей триумфальной поездки по Соединенным Штатам. Очевидно, руководитель СССР действительно считал, что приехал в Пекин триумфатором. Ведь он добился от президента Эйзенхауэра обещания провести в Париже конференцию великих держав по Германии и Западному Берлину. Однако Мао Цзэдун не был намерен мириться со вторым изданием ялтинско-потсдамской «системы» великих держав, на этот раз исключавшей Китай. Руководители КНР, праздновавшие десятилетие победы китайской революции, решили поучить главу Советского Союза уму-разуму: они обвинили Хрущева в умиротворении американских империалистов и их союзников за счет интересов Китая. Незадолго до этого Китай начал оспаривать границу с Индией в Гималаях и Тибете: в возникшем конфликте Москва заняла позицию арбитра, а не встала на сторону китайских коммунистов. Лидеры КПК сочли это предательством и нарушением советско-китайского договора 1950 года. К явному удовольствию Мао, Хрущев почти сразу же вышел из себя, и вся встреча вылилась в яростную перебранку. Андрей Громыко и Михаил Суслов, присутствовавшие на этой встрече, пытались вернуть беседу в мирное русло, но все было напрасно. Хрущев вернулся из Китая в плохом настроении, ругая Мао Цзэдуна [545]. Он поручил Суслову выступить с докладом о неблаговидном поведении китайских товарищей на ближайшем пленуме ЦК. Суслов выступил, однако многие коллеги Хрущева из Президиума, большинство советских чиновников, военных и руководителей промышленности не могли себе представить, как «коммунисты не могут договориться с коммунистами», и винили во всем Хрущева, его невыдержанность и бестактность.
Критика Мао, однако, заставила Хрущева усомниться, правильно ли он поступил, положившись на туманные обещания Эйзенхауэра. Не слишком ли велик риск срыва переговоров с Западом? Разумно ли ставить все на эту карту, подвергая опасности единство в соцлагере? Сокращение армии вызвало острое недовольство в генералитете и среди офицерства. Неясно было, что делать с гигантским военно-промышленным комплексом, с которым были связаны, так или иначе, до 80 % промышленных предприятий Советского Союза. Старые критики первого секретаря, Молотов, Каганович и Ворошилов, все еще члены партии, не одобряли новых инициатив Хрущева и наверняка ждали их провала. В правительственных кругах, и особенно в народе, под влиянием массированной пропаганды возникли большие надежды в связи с предстоящей поездкой Хрущева в Париж и намеченным ответным визитом президента Эйзенхауэра в СССР. Если бы встреча завершилась безрезультатно, авторитету первого секретаря в партийной и военной верхушке был бы нанесен невосполнимый урон. Никиту Сергеевича, никогда не отличавшегося умением вести переговоры, опять охватили тревоги и сомнения. А что, если западные лидеры оставят его ни с чем? [546]
1 мая 1960 года над Уралом советскими ракетчиками был сбит американский самолет-разведчик У-2, летевший с американской базы в Пакистане на базу НАТО в Норвегию для произведения фотосъемки важнейших стратегических объектов на территории СССР. Хрущев ухватился за этот эпизод, чтобы показать не только Западу, но и Китаю, а также собственным военным, что он умеет быть жестким. К его удивлению, Эйзенхауэр публично взял на себя всю ответственность за полет, оправдывая его соображениями национальной безопасности. Хрущев почувствовал себя преданным: американский президент мог бы свалить все на ЦРУ и сохранить доброе имя, но не сделал этого. Вот тебе и партнер на будущих переговорах! Прибыв в Париж, Хрущев отказался встречаться с Эйзенхауэром и потребовал, чтобы тот принес публичные извинения за полет У-2. В противном случае, заявил он, встреча в верхах не состоится, и Эйзенхауэр не сможет приехать в Советский Союз. Президент США извиняться не захотел, и отношения Хрущева с ним были безнадежно испорчены. Все расчеты на то, что удастся снять напряжение между Советским Союзом и Соединенными Штатами, разлетелись в прах. Советский руководитель своими руками уничтожил плоды своей же стратегии и наработки упорных многомесячных переговоров. Советские дипломаты втайне сожалели о провале парижской встречи. Зато министр обороны Малиновский и высшие военные чины не скрывали своего удовлетворения. Можно было забыть о новой военной доктрине Хрущева и начать вновь укреплять армию и наращивать обычные вооружения, которые еще недавно советский лидер объявил «ненужными и устаревшими» [547].
Парижский эпизод показал цену внешнеполитической стратегии Хрущева, его глубокое презрение к дипломатическим «условностям»: в душе Первый секретарь остался рабоче-крестьянским активистом, которому было проще громить империализм с международных трибун, чем терпеливо договариваться за переговорным столом. Советский руководитель хотел соглашений с Соединенными Штатами, но просто не знал, как разговаривать спокойно и на равных с Эйзенхауэром и другими западными политиками, людьми другого мира, воспитания, и образования. После провала парижской встречи в верхах скороспелая стратегия Хрущева лежала в руинах. Советскому руководству оставалось только подождать результатов президентских выборов в США в надежде, что у Кремля появится в Белом доме новый, быть может, более сговорчивый оппонент.
Кроме того, парижский скандал ясно выявил идеологическую подоплеку международной политики Хрущева. Ему как ножом по сердцу были обвинения Мао Цзэдуна по его адресу в «уступках империализму». Ведь Хрущев унаследовал от Сталина и роль лидера всемирного коммунистического движения, а также рассчитывал привлечь на сторону