– Так ведь праздник, мона, – Карп пожимает плечами. Он уже отнял у Ёршика лакричную тянучку и довольно жуёт. – Даже этаким сычам, как наш, положено веселиться. Ты погоди, он ещё карточные фокусы начнёт показывать!..
– Без валетов и дам, – отзывается Горчак, – по носу дам, – и правда щёлкает Карпа по носу. Ёршик заливается смехом. Колпак оказывается на голове пострадавшего, который в праведном гневе машет кулаками. Не всерьёз, конечно. Драться с Карпом по-настоящему – плохая затея.
– Как дети малые, – звучит сзади голос, и Умбра оборачивается, видя Сома. От отчего-то без очков, и голубые глаза отражают яркое небо.
– Они и есть дети, – улыбается Умбра, наблюдая за вознёй, в которой сладости оказались потеряны, а колпак брошен наземь.
– Не все, – делано морщится Сом, – мне с этими «детьми» ещё на дело идти. Другого шанса, как сегодня, не будет. Пока народ пьёт и веселится, мало кто следит за кошельками.
Умбра гладит его по плечу, но ничего не говорит, понимая. Сом всегда видит выгоду и думает о завтрашнем дне. Другие бы не вели себя беспечно, если бы не были уверены в его разуме и твёрдой руке.
– Тебя Скат искал, – Сом показывает взглядом на стоящий поодаль шатёр.
В груди холодеет. Появляется тревога. Как дуновение острого ветра среди погожего дня.
– Почему не пришёл с вами?
– Не знаю, хотел тебе что-то показать. – Сом смотрит мимо. – Не остальным. Только тебе.
– Ясно, – отзывается Умбра, – тогда пойду.
– Эй, мона! – долетает окрик Карпа. – Возвращайся скорей! Твой храбрый сквайр отвоевал печенье.
– Обязательно! – оборачиваясь, она машет им рукой.
Ёршик продолжает дурачиться, не давая Горчаку отряхнуть многострадальный колпак. По земле рассыпаны орехи и подтаявшие конфеты из жжёного сахара.
Ветер доносит цветочный запах. Умбра ныряет под ожерелье из бумажных гирлянд, натянутых между рядами. Торговцы рассыпаются в добрых словах, предлагая монам букеты для девушек и жён, их спутницам – тонкие шарфики и украшения для волос – с теми же цветами, только искусственными, – а детям самодельные игрушки и всё те же леденцы, спрос на которые не кончается.
Малыши плещутся в струях фонтана. Умбра невольно высматривает в толпе знакомое лицо, ожидая увидеть Осинку, как и всегда, сидящей на каменном бортике, с камешками-кодолами на деревянной доске. Но Эулы нет, и Умбра двигается дальше. На неё налетают прохожие: кто-то извиняется, кто-то слишком спешит, чтобы обернуться. Каким-то чудом у Карпа получалось лучше…
– Ты пришла.
Скат не подаёт ей руку в галантном жесте, просто берёт за пальцы и ведёт за собой. Он без капюшона сегодня: лучи солнца целуют чёрные пряди. Умбра забегает вперёд, чтобы увидеть его лицо, заглянуть в глаза. Она так соскучилась.
– Сом передал, что ты меня ищешь.
– Да.
– Зачем?
Он не сбавляет шага, и Умбра с ужасом понимает, что они идут к шатру предсказательницы, стоящему на углу площади.
– Пожалуйста, – пятки туфель упираются в камень, – давай пойдём в другое место. Не обязательно к набережной, смотреть на артистов вместе с остальными… Куда захочешь.
– Тебе страшно? – он спрашивает чужим голосом. Жёстко, почти грубо. Пальцы на запястье сжимаются тисками.
– Да! Какой овод тебя укусил? – она морщится, тянет руку на себя. – Отпусти!
Он качает головой.
– Больше не отпущу. Мы пойдём туда вместе.
На его смуглом лице не отражается ни тени чувств: ни мягкой полуулыбки, которой он всегда встречал Умбру, ни тревоги или предвкушения. Он идёт в шатёр, будто не по собственной воле – как ярмарочная кукла, марионетка, управляемая кем-то ещё.
– Скат… – она мягко касается его щеки, волос, но он отталкивает руку.
– Нужно спешить. У нас почти нет времени.
Умбра сжимает зубы, чувствуя острую боль – от челюсти до виска, будто голову раскалывает надвое, как спелую тыкву.
Время. В конце концов, всё возвращается к нему.
Она позволяет увести себя под полог, где нет солнечного света, где стихают смех и голоса – остаётся сумрак и знакомый дым благовоний стелется между стенами из плотной ткани.
– Киа ора, Беглянка, – говорит темнота, и Умбра качает в ответ головой.
– Тебя больше нет. Ты умерла. Хаэре, не мучай меня больше.
– Ты привыкла бегать, но от судьбы не скрыться.
– Я попробую.
– Глупая, – доносится из глубины шатра детский голос, – какая же ты глупая!
– Прости меня, – говорит Умбра, сама не зная, к кому именно обращаясь. К умершей подруге, девочке, которой пыталась подарить забвение, или Скату, которого не встретила на мосту – не успела…
– Возвращайся.
Пальцы на запястье разжимаются. Становится свободно и пусто. Холодно. Скат повторяет это слово – опять и опять, – но теперь она должна вернуться не к нему.
Наоборот.
– Пожалуйста, – беззвучно, одними губами, – не бросай меня.
Горло сжимает от близких слёз. Солоно. И горячо.
Шатёр пропадает, а вместе с ним и тьма. И Скат, которому она не сказала главного.
Уже не скажет.
☽ ⚓ ☾
Свет.
Подвальные стены, роспись трещин. Холод, дрожь и шершавые прикосновения одеяла.
Умбра не понимает, что именно затекло на этот раз. Кажется, что всё тело. Руки и ноги будто превратились в верёвки – тяжёлые и мокрые, – которые постирали в горячей воде и теперь выкручивают, прежде чем развесить. Боль не собирается в одном месте, а растекается по телу. Жилы и мышцы тянет, суставы выкручивает.
Она с хрипом втягивает воздух. Начинает кашлять. Через минуту её рвёт горькой желчью и выпитым отваром. Не приняло тело лечения. Не понравилось ему, горячему, дрожащему, что поят непонятно чем…
Медленно, чувствуя себя старухой, Умбра поднимается с кровати. Набирает пригоршню воды из кувшина, умывается и полощет рот. Со странным ощущением трогает зуб кончиком языка: неужели шатается? Только этого не хватало.
Поднимаясь по лестнице, стучит кольцом по крышке люка.
Не дождавшись ответа, сворачивает испачканную простынь и оставляет её в углу. Воды, чтобы постирать в тазу, всё равно не хватит.
Заворачиваясь в кокон одеяла, она чувствует себя странной гусеницей, которая, чтобы превратиться в бабочку, должна себя переварить. Дикая мысль, но Умбре отчего-то нравится. Наверное, потому что бабочки красивые. У них есть крылья. Каллима взяла себе имя в честь тропической бабочки: по её рассказам, они водились на острове Слоновой Кости и приносили удачу тем смельчакам, которые их видели. Редкие и оттого ещё более красивые. Живущие один день.
Умбра делает вдох – свободно, полной грудью – и, расправляя крылья, улетает прочь.
☽ ⚓ ☾
Башня маяка стоит на мысе Ветров – кривая и безобразная, вросшая корнями в скалы, окружающие Город. Солнце уходит ко дну, захлёбываясь в объятиях волн,