– Это не акула-молот и не барракуда, эти твари размером с дом. Чем, по-вашему, они лупят?
– Хвостом?
– Именно. Я не биолог и не знаток легенд. Если вы верующий, можете вспомнить молитву. Только не вслух.
Байет дёргает щекой. Очевидно, злится, но держит себя в рамках. Не паникует, и то ладно.
– Я лишь просил вашей оценки как… – он взмахивает рукой, подбирая слово, – знатока подводных аппаратов. Мне неведомо, насколько «Саат» защищён…
Удар обрывает его на полуслове.
– Как крепость!..
Ещё удар.
– Уж поверьте!
Раздаётся скрежет, словно когти чудовища сдирают обшивку. Брайд сплёвывает ругательство, до упора вдавливая кнопку.
«Ну же, малышка, держись…»
Тень за стеклом обретает плоть: уродливую морду, покрытую чешуёй, с двумя рядами зубов и разновеликим глазами. Змеиный зрачок приближается вплотную к иллюминатору.
– Ага, ты нас нашёл. И что дальше, анухи? Не по зубам тебе консервы.
– Поворачивайте, чего ждёте?!
– Нам с ним не тягаться в скорости. Это про другое.
Взгляд Байета меняется. Но Брайд не замечает уже ничего, кроме показателей и горящих на пульте управления лампочек. Одна загорается алым: хвостовая течь. Будь у него имперская подлодка, быстроходная и с боевым оснащением, было бы проще считать минуты.
Удар.
Снова скрежет. Будто по живому. Стонет, малышка, жалуется…
Ещё раз. Теперь не хвостом, а костяным рогом, расположенным на загривке.
Брайд уходит влево, насколько позволяют цепи. Толща воды над головой сокращается.
– Сколько ещё?
– Две минуты или чуть больше.
– Они не выносят света, ведь так?
От нового удара сотрясается носовая часть.
– Да. И он чует, что времени мало.
Второй алый индикатор. На сей раз балластная цистерна. Байет не задаёт вопросов – держит себя в руках, словно прошёл грань страха, которая мешает трезво мыслить, и смирился с ситуацией.
Они молчат, напряжённо вглядываясь в тьму.
– Ваша реликвия того стоило, Жоан? – спрашивает Брайд, разбивая гнетущую тишину. Светская беседа напоминает ему о вельможах из старого анекдота, которые обсуждали винные сорта, пока солдаты вражеской армии таранили крепостные ворота.
Байет опускает взгляд на ларец, который по-прежнему держит в руках.
– Вы… не знаю, как вам удалось, но это, – он щёлкает замком, – способно перевернуть мир. И наше представление о нём.
– Поведаете, как?
Два удара следуют подряд, чуть слабее предыдущих. Брайд переводит дыхание, вытирая пот с висков.
– Вам известно предание о Расколе. Вы ведь не просто «наёмный капитан», каким хотите показаться, так?
– И что вас навело на мысль? – Брайд хмыкает. Взгляд неотрывно следит за панелью.
– Вы назвали дракона «анухи».
– Да разве?
Щёлкает метроном, отсчитывая секунды.
– Переводится как «страж», если не путаю. Не самое распространённое слово.
– Должно быть, выругался. Вам показалось.
– За дурака меня держите? – Лицо Байета темнеет.
– Да нет, отвлекаю от происходящего снаружи. И себя заодно. Так что с преданием?
– Здесь, – он откидывает крышку замшелого ларца, – может храниться ключ к ритуалу.
– Ритуалу? – в другой ситуации Брайд бы присвистнул.
– Некоторые источники утверждают, что тамерийские боги – вовсе не боги в привычном понимании этого слова… а всего лишь люди, наделённые особой, магической силой, которая ушла из мира вместе с ними. Случайно ли совпадение: восемь Хранителей в религии та-мери и восемь Истинных, которых тоже считали чудотворцами?.. Не все они погибли – возможно, перешли в некую… иную форму существования.
– Триста лет прошло, – без энтузиазма откликается Брайд, меняя направление.
– Да, и всё же…
– Вы надеетесь их… что, воскресить? – Смеяться в нынешней ситуации глупо, и всё-таки Брайд не сдерживается. Хлопает кулаком по панели за несколько секунд до того, как «Саат» кособоко всплывает на поверхность, поднимая волну. Заваливается на левый бок из-за повреждённой цистерны, но это ничего – он подлатает. Главное, что Счастливчик снова оправдал своё имя, а страж глубин остался с носом
– Надеюсь собрать недостающие артефакты и посмотреть, что будет. – Байет тоже распрямляется и дышит свободнее. Они спасены.
– Вы не только культуролог, но и оккультист?
– Считайте это экспериментом. Сугубо научный подход.
Брайд первым отстёгивает ремень и поворачивается к собеседнику.
Из глубокого ларца тот достаёт раковину причудливой формы, а из неё – жемчужину. Крупную, лазурно-синюю, с перламутровыми волнами.
Сердце Борлоу пропускает удар.
Не считая цвета, она как две капли воды похожа на ту. Священную ту-нор, которую он отдал ведьме на острове Первого Огня в день посвящения.
Отдал, а после не вернулся в племя, начал новую жизнь после смерти от паучьего яда – уже не Ваймари, но «чужак с белой кожей». Мечтал найти свои корни, но затея изначально была гиблой; так и скитался, как семя, гонимое ветром. Что именно напугало его в пророчестве?.. Шестнадцать лет прошло, вспомнить бы… Но сердце бьётся, как в тот день.
Он невольно протягивает руку.
– Почему жемчужины?
– Согласно преданию, богиня лунных вод Ху-Ману заключила в них души брата и сестры, а затем и свою, чтобы спустя много лет они могли пробудиться. Что-то вроде средства от окончательной смерти, – Байет держит короткую паузу. – Надежда. Если воспринимать Хранителей как людей, весьма естественное чувство.
– Среди них была алая? – Брайд колеблется, прежде чем задать главный вопрос.
– Да, – взгляд пассажира оживляется, – откуда вы знаете?
– Приходилось слышать. Она у вас?
– К сожалению, нет. Но мы с коллегой из Виретты обнаружили местонахождение третьей: он должен доставить её в скором времени, если только…
– Что?
– Не берите в голову. Политическая ситуация сейчас крайне не простая, беспокоюсь, как бы с ним не случилась беда.
– Значит, возвращаемся в Ранею? – Брайд уже прикидывает, где сделать остановку в первую очередь, чтобы подлатать малышку. – Если хотите дотянуть, придётся выложить всю сумму. Иначе…
– Нет, мон Борлоу, – он снова обращается к нему официально, окончательно придя в себя после пережитого. – Мы плывём до остров Семи Ключей. Доставьте меня туда – и получите плату в двойном размере.
Брайд потирает колючий, заросший недельной щетиной подбородок. Неплохая сделка. Сколько бы ни ушло на ремонт, он всё равно в плюсе.
Но внутри что-то царапает. Влечёт. Как тогда, в шестнадцать лет. «Моё сокровище, только моё…»
Он не дотрагивается до жемчужины, но чувствует зов – полузабытый, воскресший, живой.
«Есть те, кто видит, и те, кто закрывает глаза», – говорила старуха.
Один раз он уже закрыл глаза на предназначение. Думал, что сбежал, но судьба – вот она: синеет, переливаясь, на чужой ладони.
Сжимая зубы, Брайд отворачивается. Задаёт курс для «Саат». Его любимая девочка, хоть и покалеченная, дотянет до пункта назначения, а он подлатает её по пути – заделает течь. Они всегда заботятся друг о друге.
Она – его