– Лжец! Да я тебе за всё!..
– Мистер Вильямсон, прошу вас, давайте по порядку, – тоном скучающего мученика протянул Хиггинс. – Какие у вас обвинения в адрес мистера Смита?
– Позвольте мне это пояснить, констебль, – шагнул вперёд Эдельхейт.
– Эдельхейт, где вас носило? – спросил Вильямсон таким тоном, словно распекал нерадивого слугу.
– Добывал доказательства, без которых все ваши обвинения – пустой звук, мистер Вильямсон, – бесстрастно ответил Эдельхейт, сжав тонкие губы.
– Что вы ещё задумали? – театрально вскинул руки Смит, словно его вся эта ситуация чрезвычайно утомляла и мешала насладиться чаепитием.
– Мистер Смит, я понимаю, что ваша гордость и репутация – это ваша самая большая ценность. И мне бесконечно жаль, что вы вынуждены терпеть попирательства прилюдно. Я надеялся на другую обстановку… – миролюбиво начал Эдельхейт. Смит тотчас расслабился и победно выпятил подбородок. Вильямсон же побагровел и готов был топать ногами от негодования, но Эдельхейт закончил: – На комнату для допросов.
Улыбка тотчас сошла с лица Смита, а занесённая трость Вильямсона так и застыла над полом.
– Что мне там делать, позвольте спросить, мистер Эдельхейт? Или как вас теперь называть? Ручная собачка Вильямсона? – фыркнул Смит.
– Я бы не стал говорить о собаках с человеком, который выбрасывает или отдаёт на живодёрню своих, – тактично ответил Эдельхейт и продолжил: – В комнате для допросов я бы хотел поговорить с вами о вашей задетой гордости. Но поскольку вы явно не собираетесь туда ехать сами, можно и здесь. Вас устроит?
– Меня устроит, если вы все сейчас же уберётесь из моей конторы.
– Не выйдет, – покачал головой Гай, – потому что тут официально присутствует представитель закона, и лишь он может нас выставить, как, впрочем, и вас. Констебль, нам уйти или я могу донести до мистера Смита суть претензий к нему мистера Вильямсона?
– Валяйте, сэр. А я послушаю, – кивнул Хиггинс, который не смел надеяться, что вот-вот завершится одно из самых громких дел в его карьере. Однако Эдельхейта в деле он уже видел, а потому с любопытством прислушался.
– Благодарю, констебль. Так вот, мистер Смит. Мистер Вильямсон когда-то отказал вам в руке своей дочери, чем глубоко ранил вашу гордость. Я не удивлён, что, услышав об инциденте в дирижабле, вы не преминули отплатить мистеру Вильямсону той же монетой.
– Про дирижабль слыхал. Про шумиху с двигателями тоже. И что же я, по-вашему, сделал? – снова пожал плечами нотариус. Вильямсон хотел было возмутиться и продолжить эту тему, но Эдельхейт уже перешёл к следующему пункту:
– В ответ мистер Вильямсон подумывал подать на вас иск за клевету. Мы говорили об этом, верно, мистер Вильямсон? Когда речь шла о статье в передовице.
– Было дело. Значит, Смит следил за мной! – возмутился Грегор.
– Сдался ты мне, Грегор. Ты и так раздулся от собственной важности, как воздушный шар. Просто не у одного тебя есть осведомители.
– Так вот, мистер Смит, – продолжил Эдельхейт. – Эта история с иском ещё более возмутила ваше внутреннее чувство справедливости. То самое, согласно которому вы представляли себя членом высшего света и одним из самых влиятельных людей Гласстона. К сожалению, вы не дотягивали до положения своей мечты богатством и связями. Ведь каким бы успешным юристом вы ни были, вас по большей части всё равно используют как инструмент для решения своих проблем и потребностей, словно прислугу. Мне это знакомо, как-никак я ваш коллега.
– Мне не нравится, куда вы клоните, коллега, – фыркнул Смит.
– Вы узнали об иске, скорее всего, подкупив кого-то из слуг Вильямсона, ведь он не стесняется вещать о своих планах громким голосом на весь дом, – усмехнулся Эдельхейт. – Думаю, не ошибусь, если скажу, что вы и раньше так добывали информацию обо всех влиятельных людях Гласстона. Уверен, у вас здесь целые досье на весьма разных личностей. Мистер Бонс не ошибся, когда назвал вас шкатулкой чужих секретов.
– Не говорите чушь. У меня здесь только деловая документация, а информацию мне приносят сами эти «личности», когда пользуются моими услугами. И посторонним я её не раскрываю и секреты не продаю. Это известно всем моим клиентам, потому они ко мне и приходят, – гордо заявил Смит. – Так что же, мистер Эдельхейт, мы с вами уже на суде? Начались прения сторон?
– Всё так, мистер Смит. Ваши аргументы я услышал. Вы позволите мне продолжить свои?
– Какие у вас могут быть аргументы? Я знаю, что вы работаете на Вильямсона, а он тут уже наговорил на несколько жалоб. Так что вам как его новому юристу скажу, дорогой коллега, что я намерен завалить вашего клиента исками и взыщу с него кругленькую сумму. Можно подумать, если он «отец прогресса», это даёт ему право оскорблять честных дельцов. Вот это будет процесс на весь город!
– Процесс будет, но не тот, на который рассчитываете вы. Вы слукавили, говоря, что не продаёте секреты. Вернее, до того вы и впрямь использовали чужие скелеты в шкафу лишь для себя, мало-помалу улучшая своё положение в обществе. Но Вильямсон слишком сильно вас обидел. Ваша гордость отнюдь не удовлетворилась бы какими-то жалкими исками. Внутри вы даже были согласны со Стонбаем и его затеей смертельно опозорить мистера Вильямсона в прессе… Да снаружи тоже согласны: помнится, на приёме вы публично восхищались этой затеей. Не потому ли отправили своего бывшего ученика защищать Стонбая в суде? Жаль, у него ничего не вышло, всё-таки я хорошо делаю свою работу.
– Каждый арестованный имеет право на адвоката. А мой помощник получил неплохую практику.
– Не сомневаюсь, но дело не в вашем помощнике, а в вас и Стонбае. Ваши с ним мысли о мистере Вильямсоне удивительно совпали, а потому я не удивлён, что старые связи Стонбая перетекли к вам.
– Поясните, сэр, – прищурился Смит. Он всё ещё вёл себя так, словно вынужден ждать окончания наскучившей игры, в которой уже известен победитель.
– С удовольствием поясняю. Вы встречались с человеком, который ограбил мистера Вильямсона и украл его чертёж и деньги. Дважды украл, если быть точным.
– Это с кем же, позвольте спросить? Я принимаю многих клиентов, даю им консультации по поводу подзаконных актов и документов. Среди них много незнакомцев. Я не допытываюсь у каждого, не грабил ли он Вильямсона.
«Умелый ход», – подумал Эдельхейт. Смит не стал утверждать, что всё ложь. Он просто ловко снял с себя ответственность.
– Действительно. Умысел всегда доказать труднее всего. И здесь нам как