«Стоит ли оно того?» – спрашивал себя Винс в такие моменты. И ответ приходил быстро и решительно: «Стоит… Оно стоит всего».
По ту сторону занавеса раздался первый звонок с антракта.
* * *
Третий звонок прозвучал для Эдельхейта неожиданно. Время, которое он отвёл себе для дела, быстро растаяло. За кулисами уже зашевелились артисты, и нужно было срочно возвращаться. Но кое-что осмотреть Эдельхейт всё же успел и сделал в уме несколько пометок. Когда он вернулся в ложу, все остальные её зрители уже собрались.
– Я заметил отсюда, что вас заинтересовал автомат на сцене, – сказал ему Хадингтон. – Любите механизмы, мистер Эдельхейт?
– Ввиду обстоятельств пришлось узнать о них побольше. Но эта конструкция, – Гай указал на бронзовых лошадей, – явно работает по-другому. Там не паровой двигатель, верно? Но всё же и не обычный заводной механизм.
– У вас острый глаз, сэр. Я в механике не разбираюсь, но точно знаю, что этот автомат стоит тут с незапамятных времён. Изобретён неизвестным мастером ещё до открытия парового двигателя.
– Вот как? Не мистером Вильямсоном? А так похоже!
Вильямсон передёрнул плечами и изо всех сил делал вид, что не слышит. Директор театра наклонился к уху Эдельхейта и прошептал:
– Мистеру Вильямсону эта причудливая штуковина не нравится.
– Отчего же? – так же тихо спросил Гай.
– Может, не любит конкурентов? – улыбнулся самому себе директор.
Загремели трубы. Под открывающийся занавес раздались короткие аплодисменты, и началась вторая часть балета.
Балерина порхала от одной части сцены к другой, танцевала вокруг автоматона, описывая тонкой ножкой круги в воздухе. Затем отошла к дальней стене, и на сцене появился солдат. Автоматон усилиями кукловода активно жестикулировал. Солдат на это хмурился и злился, затем выхватил шпагу, и началось «сражение», напоминавшее танец цирковых акробатов.
Тот, кто управлял марионеткой, очевидно, очень старался, но автоматон не похож на деревянную куклу – править столь тонким механизмом одними лишь нитями? Нет, эта машина заслуживает большего, чем быть игрушкой в безвкусном спектакле.
Гай вдруг осёкся. Эти мысли были явно не его – Гая Эдельхейта. Моделирование поведения включает постановку себя на место преступника, вплоть до образа его мышления. Это позволяет понять, что преступник предпримет в будущем. Порой Эдельхейт делал это на автомате. И тем, о ком он сейчас думал, глядя на все эти механизмы, был…
Эдельхейт всё понял за секунду до того, как со сцены послышался удивлённый «ох» артистов. Автоматон словно ожил. Нити, которые ранее вели его движения, стали путами. Автоматон бился в них, как в паутине, пока не выиграл схватку. Деревянная крестовина кукловода упала сверху.
Обретя свободу, золотой «человек» заходил по сцене туда-сюда. На пол полетела реквизитная занавеска. Грохнулась картонная декорация. Металлическое скрежетание от движений напоминало треск льда посреди озера. Помощники за кулисами не могли решить, пора ли им вмешаться, или постановку ещё можно спасти. А зрители с интересом наблюдали за действом, считая его частью сценария.
Но вот автоматон задёргался в конвульсиях. Зрелище столь неприглядное, сколь и пугающее. Несколько рваных движений, и он начал замедляться. Гай понял: кончается завод. Детектив словно слышал это протяжное и тяжёлое проворачивание ключа у него внутри, замедляющееся дребезжание металлических тарелочек, как в детской игрушке. Словно отсчёт времени…
Хлопнуло что-то совсем рядом, и заложило уши. Плотный тяжёлый туман накрыл зал под испуганные возгласы зрителей. Глаза слезились, хотелось чихать. Фигуры людей превратились в смутные силуэты. Раздались крики «Пожар!» и «Горим!». В неясной дымке беспорядочно заметались фигуры. Сталкивались друг с другом. Падали.
Дамы с трудом бежали на каблуках, подобрав многочисленные юбки. Кто-то, прикрывая глаза, двигался на ощупь. Послышались стоны боли и визги. «Красная крепость» в мерцающем свете рожков казалась паникующим людям пламенем, которое их уже окружило и вот-вот поглотит.
Из ложи № 3 было выбраться легче. К балконам вела отдельная лестница, которую не затронул туман, и немногочисленные богатые зрители уже спускались к выходу… кроме Эдельхейта.
– Эдельхейт, сэр, куда же вы? Опасно! – крикнул ему Милсворд-младший. Ради этого даже остановился. Как мило.
– Не беспокойтесь обо мне, сэр, – улыбнулся ему Эдельхейт и коснулся своей шляпы. – Да и вам ничего не угрожает. Никакого пожара нет.
При этих словах с удивлением остановились все.
– Что вы говорите? Да тут всё в дыму! Нужно уходить! – воскликнул Вильямсон.
– В дыму. Но не в огне. И я намереваюсь поискать того, кто это устроил. И мистера Хадингтона заодно.
Все оглянулись и только сейчас поняли, что с ними нет директора театра. Куда подевался Руперт Хадингтон?
– Вы правы, сэр. Его нужно найти. Вдруг ему требуется помощь? – заявил Милсворд-младший и с готовностью присоединился к Эдельхейту, чем вызвал его немалое удивление.
– Господа правы. Помощь может понадобиться и другим гостям. Мы же слышали крики, – вмешалась Инес, отпустила локоть отца и встала рядом с Эдельхейтом.
– Ини, не смей. Это опасно, – разозлился Вильямсон. Даже назвал дочь детским именем, словно был сейчас строгим родителем перед провинившимся ребёнком.
– Если мистер Эдельхейт утверждает, что опасности нет, значит, её нет, – ответила Инес.
Скрипя зубами от злости, Вильямсон присоединился к спасательной группе. Милсворд-старший тоже не отставал: то ли не хотел оставлять сына, то ли его не устраивала перспектива остаться единственным паникёром.
Туман в зале уже почти рассеялся, и зрители, которые не успели покинуть помещение, приходили в себя. Несколько дам сидели на полу с потерянными выражениями лиц. Один джентльмен прикладывал к окровавленному лбу шёлковый платок. Другие держались за ушибленные руки и ноги. Одна пожилая аристократка уже вовсю отдавала распоряжения, в частности велела отыскать потерянную бриллиантовую серьгу и золотой браслет.
Милсворд-младший метался от одного человека к другому, предлагая помощь. Инес отдала раненому джентльмену свой платок и помогла вывести из зала перепуганную даму. Кто-то нашёл капельдинера и отправил его за напитками.
Гай протиснулся по узкому проходу мимо людей и взбежал на сцену. Там на спине лежал тот самый золотой автоматон с неестественно вывернутыми руками и ногами, словно упал с большой высоты. И в кроваво-красном интерьере театра эта ситуация выглядела как нарочито картинное убийство.
Гай посмотрел вверх: уцелела только одна стена декораций, изображавшая каменную стену с несколькими окошками и балкончиком. Над ней висели колосники, с которых кукловод управлял движениями автоматона во время представления… и «мёртвый человек» лежал точно под ними.