Прежде чем кто-то понял, что происходит, в зрителей гонки прилетело тяжёлое колесо. Кого-то зашибло. Затем посыпались камни, доски, железные прутья, кирпичи, битое стекло. В кого-то прилетела чугунная сковородка. Женщины и мужчины кричали, кто-то выстрелил, толпа бедняков ринулась на ограждения к зрителям. В этот момент с другой стороны улицы вырулили гоночные паромобили и устремились к своей славе, но никто на них уже не смотрел. На улицы Гласстона вырвалось безумие.
Зрители с криками кинулись прочь от нападавших. Они толкали друг друга, сбивали с ног, топтали упавших. Женщины наступали на подолы, рвали их, ломали каблуки и подворачивали ноги. Вооружённые мужчины теряли шляпы, отступали, оглядывались и прицеливались из револьверов, вынимали клинки из тростей, но их сбивали и швыряли на землю. Несколько выстрелов громыхнули в никуда. Кто-то закричал от ужаса.
Бедняки же продолжали кидаться всем, что попадалось под руку. Они беспорядочно орали и выливали весь гнев, что по капле копился в их душах всякий раз, когда загрубевшие от работы руки приносили домой лишь корочку хлеба, когда на них смотрели голодные глаза детей, когда очередной богач плевал в их сторону, когда не моргнув и глазом выгонял их из дома.
Они чувствовали, будто настал их час собрать весь этот гнев и утопить в нём блаженный в своём богатстве Гласстон.
Бунтующие переворачивали телеги с едой и паромобили, били витрины магазинов и забирали всё, что могли унести. Набивали рты свежим хлебом, рядились в плащи с манекенов, хватали всё блестящее. Они хватали за одежду тех, кого могли догнать, и рвали её, выкрикивая проклятья. Срывали шляпы, броши, запонки, булавки. Выдирали из рук трости, веера, платки, перчатки.
Гай сорвал с себя белоснежную шляпу и бросил в лицо тому, кто за ним гнался. Затем перепрыгнул через ограждение и нырнул в переулок. Револьвер он держал наготове, трость выронил в суматохе. Лучшим решением сейчас было бы накинуть на себя лохмотья или хотя бы что-то простое – его белая одежда слишком выделялась и лишь злила бунтующих. Однако в переулке не нашлось ни одной бельевой верёвки.
Он выждал несколько минут, притаившись за ящиками, а затем выглянул из переулка. Бедняки гнались за теми, кто не успел спрятаться, но большая часть и тех и других уже разбежались. На проезжей части остались лишь перевёрнутые паромобили, остальные быстро уехали. Повсюду валялись осколки стекла и обломки, некоторые окропила кровь.
Гай осторожно вышел из укрытия. Несколько людей пробежали мимо и в суматохе его не заметили. Револьвер остался в кармане. Гай рискнул перебежать к другому переулку, чтобы выйти к реке, однако до моста всё равно далеко. Вокруг не обнаружилось ни одного паромобиля или тем более кэба, который бы мог его подвезти. Центральные улицы на этом берегу надёжно очистили от постороннего транспорта к гонкам.
Судя по шуму, толпа пошла вниз по течению и громила магазины на юго-западе. И если продолжит в том же духе… «В той стороне богатый квартал», – мелькнула беспокойная мысль, и Гай побежал на запад.
На его глазах несколько чумазых детей камнями вышибли витрину кондитерской и с весёлым азартом смели с полок и запихали за щёки пирожные. В переулке мужчина в лохмотьях напал на другого понаряднее и пытался содрать с него сюртук и штаны. Женщина тем временем снимала ботинки то ли с трупа, то ли с ещё живого. Выстрел в воздух заставил их на миг замереть, но не напугал, и Гаю пришлось спасаться бегством.
Подобные картины повторялись на каждой улице и в переулках. Спокойный прежде Гласстон на глазах превратился в бурлящий котёл безумия.
Гай снова повернул на 5-ю Центральную улицу примерно через десяток пройдённых улочек и увидел на дороге знакомый паромобиль. Эдельхейт выскочил перед ним на дорогу и замахал рукой. Паромобиль едва успел затормозить. «Ну хоть не сбил», – пронеслась глупая мысль.
Гай распахнул дверцу и, как и ожидал, увидел на заднем сиденье Вильямсона.
– Мистер Вильямсон, я рад, что вы целы, – кивнул ему Эдельхейт.
– В таком случае почему вы меня задерживаете? – недовольно ответил Вильямсон, его руки изо всех сил сжимали набалдашник трости, но причиной этого жеста явно был не Гай. – Хотите сесть в мой мобиль – не тяните. На улицах бунт и анархия!
– Спасибо, я заметил. И высоко ценю ваше предложение. Но где же Инес?
Её не было ни рядом с отцом, ни на переднем сиденье.
– Я потерял её из вида во время бунта. Глупая девчонка побежала куда-то в другую сторону.
– Инес потерялась? – От шеи до затылка пробежала судорога. – Тогда почему вы едете домой?!
– А что я, по-вашему, должен делать?! – нахмурился Вильямсон и ещё сильнее сжал набалдашник. – Конечно, я еду домой отряжать как можно больше людей на её поиски! Хотите – садитесь в машину. Не хотите – прочь с дороги!
– Я останусь, сэр, – бесцветным голосом ответил Гай и захлопнул дверь.
Паромобиль поехал дальше и скрылся вдалеке. Гай Эдельхейт развернулся лицом к хаосу. Вперёд вела дорога, полная разрушений, обломков и крови. Рука в напряжении сжимала револьвер в кармане.
– Инес – умная женщина, – рассуждал вслух Гай. – Если она была в той стороне, то могла попытаться скрыться в знакомом месте. Например, в школе, где работала. И для этого надо было бежать на север или в сторону 4-й Центральной. А может, она решила, что безопасней идти к мосту и перебраться на западный берег? Стоит ли ждать разумного и взвешенного решения в условиях страха и хаоса? А какие ещё варианты?
Гай качнул головой и поспешил в сторону, где всё началось. Прямой путь занял меньше времени, и Гай почти не столкнулся с бунтующими, а когда сталкивался, то делал предупредительные выстрелы прямо им под ноги. С таким аргументом ни один нападавший не спорил. Главное – показать, что ты и впрямь готов их застрелить… Правда, Гай не знал, готов ли он, но изо всех сил изображал уверенность.
Миновав кирпичное ущелье последнего переулка, он добрался до стартовой линии гонок. Все ограждения, столы и стулья поломаны и перевёрнуты. Верёвка с цветными флажками лежала посреди дороги среди стеклянных осколков фонарей. У двух лежащих на боку паромобилей не хватало колёс. Груды камней и битых кирпичей лежали в разбитых витринах.
Солнечная дневная погода превращалась в тяжёлый жёлтый вечер. Темнело. После захода солнца эту улицу без фонарей накроет непроглядная тьма. Гай должен найти Инес как можно скорее.
Он снова повернул в переулок и двигался в сторону 4-й Центральной. По мнению Гая, Инес предпочла бы надёжную