Вильямсон прошёл сквозь сборочный цех как хозяин положения. Он знал, где находится кабинет Саймона, и заплатил на входе, чтобы о нём не докладывали. Нужно было застать Саймона врасплох. Обескуражить. Взять инициативу в свои руки.
«Стоило захватить с собой Эдельхейта. У этого типа язык подвешен как надо. Правда, ушёл он вчера весь из себя оскорблённое достоинство. Тц!» – досадовал Вильямсон.
Он шёл сквозь цех, постукивая тростью, второй рукой прикрывал платком нос и рот. Двое рабочих мимоходом оглянулись на него, а потом поспешно вернулись к работе, словно их могли отругать. Так же поступали и прочие.
Вильямсон прошёл через все отделения цеха и воочию увидел, как велико могущество и независимость Саймона Милсворда. Милсворд подмял под себя практически все цепочки производства. Оставались двигатели Вильямсона, их по-прежнему собирали на его фабрике, а не здесь. Это только укрепило Вильямсона в мысли, что Милсворд хочет единолично владеть всем.
Вдалеке виднелся свет раскалённой печи и слышался звук удара о металл. Во втором ряду цеха за душным дымом и под шипение паровых станков собирали паромобили. Кабинет Милсворда должен быть за первым рядом вверх по лестнице. Вильямсон видел, что тот внутри: за закопчёнными окнами виднелся силуэт.
Вильямсон не стал даже стучаться, а просто распахнул дверь. Милсворд сидел к нему спиной и не обернулся, что-то писал в своих журналах. Даже на производстве он выглядел с иголочки – в чистом, отглаженном сером сюртуке, цилиндре и начищенных ботинках.
Вильямсон вспомнил, как в молодости они в рабочих куртках на стоянке омнибусов возились с их первым паромобилем. Саймон тогда обжёгся паром и громко ругался, а Грегор уронил себе на ногу разводной ключ. Словно в другой жизни…
Вильямсон демонстративно откашлялся, и его наконец-то соизволили заметить.
– Грегор? Зачем ты пришёл? – нахмурился Милсворд.
– Предупредить тебя, Саймон. Сделаешь ещё шаг к моей фабрике, и я в долгу не останусь.
– Однако это ты пришёл без приглашения на мой завод и раздаёшь угрозы. Ты совсем зарвался, Грегор. Смит был прав.
– Вот! Ты признаёшь, что согласен с этим преступником, который обокрал меня. Ты и сам такой же.
– Осторожнее, Вильямсон. Ты очень близко подошёл к черте. Ещё немного, и между нами начнётся война, – грозно сказал Милсворд, но Вильямсона не пугали ни его вид, ни угрозы.
– Войну уже начал ты! Ты использовал грязных оборванцев, принёс хаос на улицы Гласстона, в котором чуть не погибла моя дочь. И всё ради того, чтобы испортить мне репутацию чужими руками. Ты коварный мерзавец, Саймон!
– Хватит! Вон с моей территории.
– Я ещё не закончил. Я пришёл предупредить тебя. И пришёл узнать.
– Сначала раздаёшь угрозы, а потом спрашиваешь? Ты не изменился.
– На свободе остался преступник, которого Стонбай, Смит, Фаулер и Хадингтон использовали для грязных дел против меня. Ты тоже в сговоре с ним или нет?
– Ты совсем выжил из ума, Грегор. Это ты уничтожил всех, кто был рядом с тобой.
– Они хотели меня погубить!
– Не ты ли их к этому вынудил? Своими подозрениями, своими угрозами, своей властью. Ты зарвался, и они отплатили тебе.
– Мы были друзьями, а они предали меня!
– Не смеши меня, Грегор. Уж от тебя такой наивности я не ожидал. В среде магнатов нет друзей, есть лишь капитал. И каждый капиталист думает о своей прибыли. Если ты начинаешь приносить кому-то убытки, то пеняй на себя. Я не согласен с методами Стонбая и Смита. Я считаю, что стоило развязать против тебя экономическую войну, а не преступную. Но я буду умнее.
– Ха, и останешься в дураках! Я «отец прогресса», мои технологии повсюду. Без моих двигателей твои мобили – груда железа. В каждом заработанном тобой фунте половина – моя. Против кого ты хочешь воевать, Саймон? У тебя нет шансов.
– Я буду не один.
Вильямсона бросило в дрожь. Значит, Призрак… значит, Мэнс Браун с ним уже связался. Пусть Эдельхейт не подведёт, пусть он устранит помеху. А с Саймоном Милсвордом – человеком, которого Вильямсон знал много лет, считал другом и партнёром, – с ним Грегор Вильямсон справится сам.
– Даже не смей. Потому что один неверный шаг, Саймон, и я найду на тебя управу. В твоём производственном аду давно гуляют скелеты.
Милсворд закатил глаза:
– Не строй из себя святого, Грегор Вильямсон. Уж у кого полно скелетов, так это у тебя. Причём в буквальном смысле, – недобро усмехнулся Милсворд.
– Саймон!
– Ты с самого начала шёл по головам. Не стеснялся никаких средств. Скольких ты довёл до могилы за двадцать пять лет? Тогда я поставил на тебя, и мы вместе привели Гласстон в эпоху прогресса. Не зарывайся, думая, что ты смог всё это провернуть в одиночку. Сын лавочника не имел таких возможностей.
– Зато у меня была революционная технология, без которой твои телеги бы до сих пор тягали лошади. А сейчас ты строишь первую в мире подземную железную дорогу, по которой будет ездить мой поезд. Так кто кого использовал, Саймон?
– Грегор, твоя империя стоит на спичечном коробке и держится за счёт тайн. Ты напрасно думаешь, что они лежат в могиле вместе с Мэнсом Брауном.
– Я ещё раз предупреждаю тебя, Саймон. Попытаешься навредить мне – пойдёшь на дно первым!
Вильямсон тут же развернулся и громко хлопнул дверью, не давая Милсворду сказать что-то ещё. В груди снова начало покалывать, а в висках бешено стучала кровь. Рука вопреки рекомендациям доктора потянулась к фляге.
Позже Вильямсон признавал про себя, что его выходка была импульсивной. Он не хотел, чтобы Милсворд наслаждался победой, он хотел громко заявить, что никого не боится. Было ясно, что война развязана, и этот разговор только подлил в огонь масло. Но натура Вильямсона не допускала, чтобы последнее слово оставалось не за ним.
«Он знает. Он обо всём знает, – паниковал про себя Грегор. – Он хочет всё у меня отобрать. Не позволю. Не допущу. Не вынесу».
* * *
Эдельхейт шёл по темнеющему переулку вдали от оживлённых улиц. Местные поглядывали на него тем взглядом, с каким карманник оценивает будущую жертву. Двое мужчин даже пристроились следом, пока Эдельхейт, как бы невзначай, не достал из кармана заряженный револьвер, и преследователи отступили.
Гай же высматривал среди местных нужного человека. Шёл мимо пьянчуг и дурно пахнущих нищих, мимо стиравших на крыльце женщин, мимо детей, которые беспечно