– Плевать мне на ваши отражения. Хотите сказать, что Милсворд, Смит, Стонбай, Фаулер, Хадингтон не виновны?
– О, что вы! Они виновны, и ещё как. Все их вскрывшиеся грехи настоящие. Стонбай приносил в жертву любого ради липовых сенсаций и вёл двойную бухгалтерию. Смит подделал документы как минимум один раз. Фаулер брал взятки. Хадингтон участвовал в ограблении тоже как минимум единожды. А про махинации на производстве Милсворда вы лучше меня знаете. Сами же его потопили. Ваши друзья виновны в своих грехах… Они не виновны лишь в предательстве вас.
Глаза Вильямсона нервно забегали.
– Как это не виновны? Всем вот этим они хотели уничтожить меня! Вы же сами говорили…
Эдельхейт впервые улыбнулся. Он сменил положение ног и расслабленно продолжил:
– Возможно, вы правы, и к этому всё шло. Взять Стонбая, чьё внимание вы в последние годы называли навязчивым. Наверняка ему было обидно, ведь он помог замять скандал на заре вашей карьеры. Наверняка много лет назад вы сказали ему что-то вроде: «Зачем вам однодневная сенсация, если можно стабильно получать их годами?» И Стонбай согласился. Сенсации – это деньги к нему в карман. Вы знали об этом, а потому быстро поверили, что ради громкого заголовка он продаст и вас. Ведь вы… ваше разоблачение стало бы пиком его славы. Вы поверили, что Стонбай сделал столь долгосрочную инвестицию, чтобы в нужный момент её «обналичить», когда его дела пошли плохо. Возможно, в конце концов он бы так и поступил и без постороннего вмешательства. Кто знает?
Смит собирал досье на всех «торговых принцев». Прекрасная почва для шантажа. Особенно если учесть, что он знал о вас нечто такое, что загубит вашу карьеру на корню. Угрозой разоблачения он мог получить от вас что угодно – богатство, власть, вашу дочь. Вполне вероятно, когда вы отказали в помолвке, Смит уже продумывал план действий, но помешал арест. На суде он смолчал, потому что внял моему совету, но легко заговорит, когда почует реальную возможность вам отомстить.
Хадингтон купил театр и жил на широкую ногу на деньги, которые ему заплатили вы. Для него вы наверняка представлялись отличной дойной коровой. Но вас такая перспектива не прельщала, и вы наверняка осадили Хадингтона. Что ж… На какое-то время он действительно притих и наслаждался своей жизнью. Но вы всегда опасались, что он раскроет ваш секрет. Потому так легко поверили, что Хадингтон мог сговориться с Призраком за вашей спиной, хотя эта теория даже для меня была чересчур натянута. Зато вы с таким удовольствием благословили арест директора театра.
А вот ваш ближайший друг Милсворд предпочитает сам занимать пьедестал. И в одиночку. Он бы женил своего сына на вашей дочери и в решающий момент легко мог «потерять» брачный контракт. И имя «Вильямсон» осталось бы только на могильном камне. Впрочем, это всё теории, – заключил Эдельхейт. – Я не знаю, как оно было бы на самом деле, не вмешайся в ваши дела Призрак. Например, он перенёс вину за бунт на мистера Милсворда. Милсворд слишком жаден, чтобы давать деньги беднякам. Он не давал такого приказа.
– Как же? Ведь он говорил, что давал!
– Он не отрицал, что давал. Если бы все думали о вас лучше, чем вы есть, вы бы спешили их разубеждать? Вот и мистер Милсворд – нет. Однако этим он попался в сети Призрака. Вместе с признанием в раздаче денег Милсворд невольно связал себя с причиной бунта.
– Что же это получается? Вы обо всём знали, но всё равно отправили его… их всех под суд? Все их так называемые «грехи» можно было уладить по закону. Но я же думал, что они…
– По вашему закону – возможно. Но не по справедливости. Я же добиваюсь справедливости, мистер Вильямсон.
– Вы!..
Вильямсон почувствовал, что закипает, сердце застучало как бешеный поршень, а потом одна догадка прояснила всё.
– Я понял, – нервно захихикал Вильямсон, – вы ни о чём не знали. Вы поговорили с Мэнсом. Это он рассказал вам всё. Рассказал, как вы ошиблись, когда посадили моих друзей! А теперь вы прикрываете свой провал сказками про справедливость!
– Нет, – спокойно ответил Эдельхейт, – я никогда не беседовал с Мэнсом Брауном. Я же говорил вам, мистер Вильямсон. Если бы у меня были доказательства, что это вы столкнули Брауна, и был бы живой пострадавший, я бы посадил вас за решётку. Но, к сожалению, Мэнс Браун умер.
– Вы убили его!
– Нет, – неожиданно сказал Эдельхейт. – Его убили вы, когда столкнули с подмостков на фабрике.
– Чушь! Вы сами сказали, что Мэнс теперь в могиле!
– В могиле. И давно. Но не в той, в которой его похоронили вы. Призрак об этом позаботился. Он как фокусник сделал из Мэнса Брауна иллюзию мщения, в которую вы поверили. Вы так желали его смерти, потому что знали, чем вам грозит живой Браун.
Эдельхейт сделал драматичную паузу, какие любил делать сам Вильямсон в моменты своей славы. Но сейчас Грегор тяжело дышал и держался за сердце:
«Да что несёт этот Эдельхейт? Милсворд не виновен? Мэнс давно мёртв? Тогда…»
– Тогда кто такой этот Призрак? За что он так со мной?
– Ваш старый соперник… Изобретатель, имени которого вы не запомнили… или заставили себя забыть, не Боун, не Баум и не Браун. А Брайан. Брайан Винс Мерси, – чётко проговорил Эдельхейт. – Двадцать пять лет назад вы заплатили уборщику театра, чтобы он открыл вам дверь в мастерскую Мерси, и поменяли чертежи местами. Подложили свои бездарные рисунки гениальному изобретателю, а его – забрали себе. Мерси тотчас заметил подмену. В конце концов, он – истинный создатель. Он заявил о краже в полицию. Но там ему не помогли, потому как вы всё предусмотрели и заранее запатентовали настоящие чертежи у нотариуса. И был бы человек по имени Уолтер Смит ни при чём, если бы не согласился на вашу взятку и не поставил бы дату патента на год раньше. Мерси ничего не смог доказать, ведь сроки пропажи и патента не сходились.
Тогда Брайан Мерси пошёл в газету в надежде, что публичный скандал поможет восстановить справедливость. Тщетно. Тогдашний редактор Чарльз Стонбай выслушал его, но не спешил публиковать историю, а вызвал вас на откровенный разговор. И вы с ним договорились. Мерси снова ничего не смог сделать. Он читал статью Стонбая о вашем гениальном изобретательном уме, и у него тряслись руки. Вам к тому времени уже