В проеме двери показалась взъерошенная лейтенантская голова.
– Планшет закрыли полностью, промер закончен.
Командир поздравил гидрографов и отдал команду:
– Штурман, курс на Ходейду!
Работы закончили в районе Бейлуль, чуть севернее Асэба, и до Ходейды было порядка ста миль. Не спеша десять часов хода, и в аккурат к восьми утра будем на рейде.
Старпом проснулся до подъема, вставать не хотелось, хоть и поспал после вахты всего-то четыре часа, а чувствовал себя отдохнувшим. Через щель неплотно зашторенного иллюминатора каюту как скальпелем разрезал узкий луч солнца, наполненный пылинками, которые водили свои замысловатые хороводы. Повалявшись еще немного, он привел себя в порядок и поднялся на мостик.
В утреннем мареве едва различались замысловатые силуэты древнего арабского города. Впервые о Ходейде упоминается в письменных источниках XV века, с тех пор она была и под османами, и под йеменскими имаматами, и под англичанами, и под султаном Асиром, и только в 1925 году Ходейда вошла в состав Йеменского Мутаваккилийского королевства.
Старпом отложил бинокль.
– Вахтенный, вызывай командира, пора тревогу играть.
Начинался предзаходовый кураж.
Командир поднялся на мостик, сыграли судовую тревогу и, круто развернувшись вправо, вошли в бухту Катиб, а дальше по каналу в большой ковш. В левый борт дохнуло жаром пустыни, почему-то вспомнился фильм «Лоуренс Аравийский» с великим Питером О’Тулом в главной роли.
При подходе к порту становятся ясно различимы минарет большой мечети, белый купол правительственного здания, тридцатиметровая водонапорная башня, белоснежная гробница Шер-Йонис и шестидесятипятиметровый элеватор. Для кого-то это, несомненно, интересные достопримечательности, а для моряка – навигационные ориентиры.
Ошвартовались лагом к причалу, на берегу встречали представители консульства.
По традиции консул довел до экипажа текущую политическую ситуацию в Северном Йемене. Тщательно, с нюансами он рассказывал о местных политических раскладах, которые, честно говоря, мало интересовали даже замполита. Нес он свою ахренею воодушевленно, красноречиво и с пафосом, совершенно не понимая, что людей интересуют другие вещи – где находится базар и что сколько стоит. Но человек, носивший галстук в сорокаградусную жару, был далек от нужд моряков, как wi-fi от Чукотского автономного округа, и продолжал нести несусветицу о бдительности и высоком звании советского человека.
Старпом отвлекся, рядом швартовался здоровенный контейнеровоз. Ему из последних сил помогал портовый буксирчик, как маленький бодливый теленок, он тыкался мордой в борт контейнеровоза, словно это было вымя коровы-мамки.
Обязательная программа подходила к концу, работники консульства, получив заветную селедку с душком, убыли ностальгировать по родине. Замполит составлял списки на увольнение в город, разбивая людей на тройки. В иностранном порту советские моряки могли передвигаться только группами не менее трех человек. Ему настойчиво мешала камбузница Кузьминична.
– Николай Антоныч, а Додику в город можно?
Зам задумался, на него, повернув по-птичьи голову, просительно уставился кобель.
– Что, шельма, в увольнение захотел?
Пес на всякий случай несчастно проскулил и протянул лапу.
– Ладно, пусть идет, но только на поводке и в наморднике! А то покусает местных или нагадит где не положено, и будет нам тогда международный скандал. А кому это понравится?
Не дождавшись ответа от Кузьминичны, сам и ответил:
– Да никому!
Счастливая Кузьминична схватила Додика на руки.
– Спасибочки, Николай Антонович! Так вы его и запишите со мной в одну группу.
Зам занес было ручку, но опомнился.
– Да ты что, совсем со своим кобелем сбрендила?!
После обеда по трансляции прозвучала долгожданная команда: «Увольняемым в город построиться на юте!»
Нарядно одетые, довольные и слегка возбужденные увольняемые топтались на юте в ожидании напутственного слова. Слово было коротким, емким и доходчивым. Командир накрыл собравшихся орлиным взглядом.
– Ну смотрите у меня! И чтоб без опозданий!
И для убедительности потряс кулаком.
Все радостно рванули на берег, бегом к проходной порта, на ходу сбиваясь в тройки. Тут нужно заметить, что попасть в Ходейду после нищих эфиопских портов – все равно что переместиться из Жмеринки в Париж. Как говорят в Одессе – это две большие разницы.
С точки зрения советского моряка, это было Эльдорадо, здесь можно было купить все, что угодно, даже березовый сок с мякотью.
Выйдя из порта, ты сразу попадаешь в торговые ряды, у базара в Ходейде не было начала и конца, у него вообще не было границ.
Восточный базар – это праздник жизни, где прилавки ломятся от изобилия, это особая атмосфера, особая философия. Это не просто место, где покупают и продают, как на нашем колхозном рынке, где за горой немытой картошки стоит дебелая баба в грязном фартуке и цена тверже титана. Восточный базар не терпит спешки, здесь торгуют исключительно мужчины и овладевают этим искусством с детства. Здесь если не будешь торговаться – обидишь продавца.
Тут было все – овощи, фрукты, горы зелени, специи, тут же освежевывают бараньи туши, режут кур, в лотках живые морепродукты, только что привезенные рыбаками, шмотки на любой вкус и размер, большей частью шьющиеся здесь же, в изобилии золотые изделия, часы вязанками, сувениры…
Были, конечно, и неприятные моменты, кто смотрел фильм «Багдадский вор», тот поймет. Женщинам было проще, они прятали деньги в глубинах декольте, очень удобно, особенно если грудь большая. Ну какой арабский воришка сможет думать о деньгах при виде такой белоснежной роскоши? Мужикам тоже было куда прятать, вот только доставать оттуда каждый раз, расплачиваясь за товар, не совсем удобно. Поэтому заработанные потом йеменские реалы носили на свой страх и риск в карманах.
Группа, возглавляемая командиром партии БРАС старшим лейтенантом Трелецким, носившим грозное прозвище Трешер, зашла в джинсовую лавку. Группа была нестандартной, в ней было четыре члена – сам Трешер, матрос I класса Замогильный, Кузьминична и пес Додик на поводке и в наморднике.
За прилавком стоял смуглый дрищ с раздутыми щеками, на губах была зеленая пена. Как и любой уважающий себя йеменец, он жевал кат. Листья вечнозеленого растения Catha edulis делали угнетенных граждан Востока счастливее. Кат заряжает организм энергией и стимулирует мозг, обладая легким наркотическим действием наподобие листьев коки. Это национальное бедствие Йемена, его жуют все – и нищие на базаре, и торговцы, и полицейские… Кат жуют все!
Пережеванная масса накапливается за щекой, и во второй половине дня практически все мужское население превращается в стадо обожравшихся хомяков – чем больше отправишь за щеку, тем сильней эффект.
Дрищ посетителям обрадовался, его нахомяченная физиономия источала счастье.
– Салам алейкум, руска брат!
Наших безошибочно узнавали всегда и везде.
Помогавший отцу в лавке малец нарезал круги вокруг посетителей.
– Покупи, спасиба, пажалуста.
Трешер отодвинул юного коммерсанта в сторону.
– Иди в жопу, не мешай.
Мальчишка тут же