Пережив первую автономку, Сабуров всерьез заинтересовался православием. После второй автономки взялся за ислам, а после третьей осилил иудаизм. Иврит знал как русский, знанием своим гордился, но тщательно скрывал. В экипаже его уважали, вот только один шибко умный матрос из студентов сочинял ехидные стишки. Но тут уж ничего не поделаешь, уж больно казистые рифмы на слово «замполит» – отразит, заговорит, воплотит, митрополит, оснастит, взлетит, левит, убедит и убежит… Сабуров не обижался, понимал – не суди, да не судим будешь.
Заматерев и дослужившись до капитан-лейтенанта, Костя поступил в Военно-политическую академию имени В.И. Ленина. Здесь ему здорово пригодились знания, полученные между автономками.
Заведение было серьезное, в нем готовили военно-политический состав с высшим военным образованием для всех видов вооруженных сил. Тонкости партийно-политической работы Костя изучал через призму догматов трех религий, буддизм он в расчет не брал – это была религия для травоядных, и человеку в погонах она была неинтересна.
Лекции по диалектическому материализму он воспринимал с чувством легкой иронии, а моральный кодекс строителя коммунизма и вовсе считал чистейшим плагиатом. От заповедей Моисеевых кодекс отличался только годом создания, издателем и тиражом.
В отличие от своих коллег, он видел миссию замполита несколько шире – трудником, «уловляющим души человеческие», завоевывающим сердца и умы, вербующим себе сторонников. Говорил ведь Иисус двум рыбакам – будущим апостолам Петру и Андрею: «…идите за Мной, и Я сделаю вас ловцами человеков». И тут не видел Костя серьезных отличий от военного духовенства в Российском императорском флоте или от капелланов во флотах НАТО. Сабуров был уверен в том, что в море атеистов нет, не зря же гласит пословица: «Кто в море не ходил, тот Богу не молился». Иногда в голову приходила крамольная мысль: «А не вернуть ли попов в армию?», к тому же разбушевавшаяся перестройка уверенности в будущем карьерному политработнику не добавляла.
Закончив академию в звании капитана III ранга, Сабуров вернулся на флот, поближе к личному составу. Назначили его заместителем командира по политической части на флагман Балтийского флота – новейший эсминец проекта 956, с бортовым номером 610 и гордым названием «Настойчивый». Костя ласково называл его тезкой. В экипаже было 25 офицеров и 296 матросов, работы был непочатый край, и Костя приступил засучив рукава.
16 июня 1993 года корабль вышел из базы под флагом контр-адмирала Мухоедова для участия в праздновании Кильской недели. Перед заходом в порт капиталистической страны, да еще члена НАТО, партийно-политическая работа кипела. «Настойчивый» был первым из российских кораблей, прошедшим Кильским каналом, и это событие широко освещалось на политинформациях.
19 июня эсминец ошвартовался в главной военно-морской базе Германии – порту Киль. Для всех заход в порт – отдых, а для зама самая работа – прием делегаций, увольнения на берег… Глаз да глаз нужен, кабы чего не вышло, ведь личный состав – субстанция ненадежная, как его ни окормляй, он все равно в лес смотрит. На третий день стоянки все потихоньку отработалось и личного участия везде, где можно, не требовало. Во второй половине дня планировалось посещение корабля командиром Кильской военно-морской базы вице-адмиралом Хорстом Ебулем, и до обеда Костя мог позволить себе расслабиться. Он сидел за рабочим столом в своей просторной каюте. Перед ним на столе стоял стакан из гильзы с букетом остро отточенных карандашей, а за спиной на переборке висел портрет президента с опухшей от пьянства рожей. Между иллюминаторами, аккуратно заделанная в паспарту, находилась большая фотография королевского замка в Кенигсберге, напоминающая Косте о счастливом детстве.
Откинувшись на спинку удобного кресла, Костя рассуждал о своей запутанной флотской миссии. «Сначала замполит, потом помощник по воспитательной работе, а дальше что?» В голове крутилась прилипчивая рифма – «Что за штука, что за хер, замполит стал замповер!» В дверь постучали.
– Войдите.
Дверь открылась, на пороге топтался рассыльный.
– Разрешите доложить?!
Сабуров кивнул головой.
– К вам с визитом вежливости прибыл главный капеллан Кильской военно-морской базы! Проводить?
Сабуров снова кивнул головой. Он судорожно соображал, пытаясь определить статус гостя: главный капеллан военно-морской базы – это, скорее всего, что-то между начальником политотдела и членом военного совета. Встречать надо с уваженьицем. Костя достал из холодильника бутылку запотевшей «Столичной» и тарелку с тонко нарезанным лимоном и сыром. В каюту, пыхтя одышкой, вошел грузный дядька в форме военно-морского офицера, только без погон и шевронов. На фуражке над крабом выделялся крест серебряного шитья, а на отворотах тужурки – фиолетовые прямоугольники, окантованные серебряной нитью и вышитыми дубовыми венками с крестами. Сабурову показалось, что они похожи на два могильных холмика.
Капеллан принял осанистую позу, поправил на животе крест на массивной цепи и представился:
– Генрих Шикльгрубер.
Костя неуверенно пожал протянутую руку.
– Извините, вы однофамилец или как?
Капеллан шпрехал на чистейшем das Deutsche, Сабуров, понятное дело, на русском. При этом, будучи коллегами, друг друга понимали и без переводчика.
Выяснив, что капеллан просто однофамилец, Сабуров пригласил его к столу. Они удобно расположились на угловом диване у журнального столика, на котором гордо возвышалась литровая бутылка водки, стояла тарелка со скромной закуской и два хрустальных стакана. Главный капеллан держал паузу, недвусмысленно уставившись на водку. Костя плеснул в стаканы на пальчик и напыщенно произнес тост:
– Имею честь приветствовать вас на борту эсминца «Настойчивый»!
– Прозит!
Выпили по первой и зализали лимончиком. Без всякого перерыва с ответным тостом выступил служитель культа. Он по-хозяйски взял бутылку и налил по полстакана.
– Надеюсь, стоянка в порту Киль будет благополучной и вы ощутите гостеприимство немецкого народа!
– За гостеприимство немецкого народа!
Жахнули по второй, Сабуров понял, что общение будет долгим, неформальным и вытащил из холодильника кусок сала с прожилками. У гостя загорелись глаза. Заметив реакцию на сало, Костя порезал его толстыми ломтями. Третий тост у моряков во всем мире одинаковый.
– За тех, кто в море!
Опрокинули еще по полстакана. Капеллан порозовел, рассупонился и принялся за сало.
– Ну что, Генрих, как тебе наше сало?
– Клянусь святым Матернусом, давненько я не едал такого шпика.
Дальше пили без тостов, общение стало непринужденным. На столе появилась вторая бутылка.
– А скажи, Генрих, как ты без воинского звания управляешься с подчиненными?
– Молитвой, сын мой, только молитвой.
– Так выходит, что тебе, старое кадило, и за звание не платят?
Капеллан в такие тонкости не вдавался, но на всякий случай утвердительно кивнул головой. Тут он уперся взглядом в фотографию у иллюминаторов.
– Константин, откуда у тебя это фото?
– Что значит откуда? Это Калининград, моя родина, я там родился напротив