Это простое осознание, спокойное, смиренное и до странного будничное. Она всегда думала, что осознание приближающейся смерти будет жестоким, раздирающим, рвущим на части, сеющим панику. Вместо этого понимание просто достигает центра ее сознания и там разливается, заполняя все пространство. Она, Смита Мехта, умрет – когда наступит утро, ее уже не будет. В зависимости от того, действительно ли бессмертна человеческая душа, возможно, Смита оставит после себя только свои исследования. Но она прожила совсем немного. Она не так много успела опубликовать.
– Зачем мне тебе отвечать? – спрашивает она. Ее голос не дрожит. Она этим гордится.
– Затем, что не я решила, что должно случиться, но зато я решаю, как это случится, – говорит Эрин. – Я очень хороша в том, что делаю. Я могу убить тебя быстро, а могу и нет – зависит от тебя. Я могу гоняться за тобой по зданию всю ночь напролет, могу устроить тебе личный фильм ужасов и прирезать, когда твоя рука уже коснется дверной ручки – в нескольких дюймах от свободы. Могу разобрать тебя на кусочки, отрезая по сантиметру. Или могу пронзить твое сердце так быстро и точно, что ты едва почувствуешь, как прекратишь существовать. Выбор за тобой. Мудрый выбор – рассказать мне все, что мне нужно знать.
Телефон Смиты лежит всего в паре метров от нее, на папке, в которой хранится бóльшая часть ее исследований. Она старается сохранить видимость спокойствия, но все равно бросает на него взгляд.
Эрин замечает это и качает головой.
– Ты до сих пор не понимаешь, – говорит она. – Думаю, это нормально. Не то чтобы я выражалась полностью ясно. Так всегда бывает, когда я не хочу что-то делать. Я могу заказать гамбургер за восемь секунд, но буду целый час решать, готовить ли пюре из цветной капусты. Если тебе нужен телефон, ты можешь его взять.
Смита смотрит на нее с подозрением. Эрин кивает.
– Пожалуйста, – говорит она. – Я вижу, что ты не понимаешь ситуацию. Это поможет. Возьми свой телефон.
Какое-то неясное принуждение, не дававшее ей двигаться или защищаться, вдруг исчезает. Смита одним прыжком оказывается рядом с пластиковым прямоугольником, берет его со стола и чувствует, как ее охватывает облегчение. Телефон – это безопасность. Это спасение. Это…
Это внезапное, сокрушительное осознание того, что у нее нет связи. Но этого не может быть. В ее лаборатории всегда есть связь; она шутила над химиками, которые работают двумя этажами ниже, говоря, что им следовало пойти в генетику, чтобы быть ближе к вышке сотовой связи. Именно сюда приходят другие студенты, когда хотят позвонить. И все же связи нет; на месте надежных маленьких черных полосок только серые прямоугольнички, и связаться с внешним миром нельзя.
– У Руки славы много разных применений. Забавно, но то, какое из них ты получишь, определяется тем, как Рука была сделана и в каком порядке ты зажигаешь свечи. Некоторые используют Руку, чтобы стать невидимыми или открывать любые преграды. Другие – чтобы запирать двери. Ты можешь разбить окно и кричать так громко, что сорвешь голос, но никто тебя не услышит. Ты призрак, Смита. Для мира за пределами этой комнаты ты уже все равно что мертва.
Эрин делает движение рукой, и в ней оказывается нож – длинный острый матово-черный; нож, у которого в этом мире только одно предназначение – убивать.
Смита смотрит на нож и не может вдохнуть. Воздух застревает в гортани, легкие превращаются в тяжелые холодные гири. Это ее конец, прямо перед ней, и свет постепенно меркнет.
– Итак, пора начинать решать, как ты умрешь, – говорит Эрин. – Где исследования?
Еще есть шанс. У Эрин – которая должна быть ее подругой, а не орудием ее уничтожения – есть нож, но это лаборатория Смиты, и на кону жизнь Смиты. Телефон, может, и умер, но она – нет. Пока еще нет. Поэтому она что есть силы швыряет телефон в Эрин и, не глядя, достиг ли он цели, разворачивается и со всех ног мчится к двери, подгоняемая ужасом и адреналином.
Телефон отскакивает от плеча Эрин, не причинив ей никакого вреда, и падает на пол. Она вздыхает, глядя вслед убегающей Смите.
– Я надеялась, что это будет проще, – говорит она. Оставив нож в ведущей руке, она подхватывает Руку славы и пускается вдогонку.
Смита никогда не любила фильмы ужасов. Они всегда казались ей напрасной тратой и времени, и страха: в конце концов монстр будет повержен, выжившие уйдут в рассвет, и к катарсису приведет только уверенность в неизбежности сиквела. Но здесь и сейчас она жалеет, что не обращала больше внимания на этот бесконечный поток героинь-девственниц и резиновых монстров. Фильмы ужасов не заменят опыта, но, по крайней мере, она бы знала, где может быть безопасно.
Лифт в конце коридора – заманчивая ловушка. Если забежать в него, шансов выбраться уже не останется: Эрин нужно будет просто спуститься на следующий этаж и ждать. Лестница безопаснее; лестница позволяет видеть, что впереди. Поэтому, не сбавляя скорости, она врезается в дверь на лестничную площадку, распахнув ее силой удара, и спотыкается на первой ступеньке. Едва не упав, она успевает ухватиться за перила и начинает спускаться, стараясь бежать как можно быстрее.
Уже достаточно поздно, поэтому этажом ниже пусто, но студенты-химики всегда здесь: если б могли, студенты-химики жили бы в дополнительном корпусе. У них в лаборатории есть душ, что почти компенсирует отсутствие сотовой связи, и они эксперты в том, как приготовить горячую еду в стерильной посуде и не отравиться. (На самом деле они держат отдельный набор мензурок и посуды для кулинарных целей и регулярно едят из них, поражая посетителей). Наверняка там найдется хотя бы кто-то, кто сможет ей помочь.
Она бежит и слышит шаги за спиной. Ее преследовательница не торопится: ей это не нужно.
В столь поздний час дверь на лестничную клетку всегда открыта. Смита выбегает в коридор, точно такой же, как тот, что она только что покинула, и продолжает бежать. Впереди дверь лаборатории. Она открыта, и Смита слышит, что изнутри доносятся голоса. Она ускоряется еще сильнее, хотя могла бы поклясться, что это невозможно, мчится по коридору и, ухватившись за косяк, останавливается на пороге, дрожа и задыхаясь, пытаясь перевести дыхание и вспомнить, как составлять слова.
Внутри три студента-химика. Двое едят пиццу из коробки, третий делает «маргариту» в одном из лабораторных блендеров. Они не оборачиваются посмотреть, кто стоит