— Леди Оливия, переоденьте пациентку, — согласно договору, подмигивает мне наставник и выходит, а я достаю одну из ночных сорочек, которая станет предлогом осмотреть тело больной, не нарушая закон. Санитаркам ведь можно.
— Так будет удобнее, вы будете находиться отдельно от остальных, не волнуйтесь, — заверяю ее.
Она несколько секунд смотрит мне в глаза, будто не веря происходящему, и тут же благодарит, принимая безмолвные условия договора. А я, пока она с помощью дочери раздевается, осматриваю кожу. Сыпь… Достаточно частая.
Сразу после осмотра вымываю руки и зову лекаря Бартона, чтобы обсудить выявленные признаки и сопоставить со временем, кто когда и как заболел, а он добавляет:
— Это не первые случаи в их деревне. Там лекарня переполнена, и есть уже несколько смертей. Эти люди пришли сюда в надежде, что мы сможем помочь, — говорит он мне, и я чувствую, как плечи тяжелеют от груза ответственности, но тут же расправляются от решимости.
Сделаю все, что возможно.
— Вы записали, когда это началось? — спрашиваю у Бартона, так как сама последние полчаса была занята женщиной.
Он кивает, предоставив свою тетрадь, и мы сидим еще несколько минут, обмозговывая происходящее. И честно скажу, выглядит это страшно, учитывая, что попахивает целой эпидемией.
— А столица в курсе вспыхнувшей болезни? — уточняю у лекаря, хотя пару предположительных диагнозов у меня есть. Вот только докторам нужны факты, а не предположения, а инструментов, как не хватало, так и не хватает.
— Скорее всего, они уже направили столичных лекарей в деревню, но эти люди пришли к вам, — сообщает он да смотрит так, будто я стала целительницей с волшебными руками, а не лекарем. — Вы понимаете, что этот случай может вызвать резонанс?
— Нам ведь необязательно всем об этом рассказывать? — напоминаю я Бартону, и он довольно кивает.
— Я лишь хотел убедиться, что понимаете, на что идете, леди Оливия.
— Эти люди свой выбор сделали. Они ждут помощи, и я сделаю свою работу, даже если придется делать вид, что это магическое исцеление, не связанное со мной. Мне не похвала нужна, а результат, и вы это знаете, наставник. Однако в этот раз хворь куда серьезнее и масштабнее.
— А значит, и мы с вами можем пострадать. В моих годах это не страшно, а вот вы…
— А я знала, на что иду, когда просилась в ученицы, — улыбаюсь в ответ. Я знала, какой путь выбрала, когда еще училась в медицинском и не бросила и не сбежала, несмотря на то что на первой практике в морге упала в обморок, а после трех дней учебы в гнойной хирургии мне три месяца снились кошмары. Я не отступаю, не в моем стиле.
— Я не только о здоровье говорю, но и о том, что вся эта ситуация может быть ловушкой для вас, леди Оливия, — говорит он, и в этот самый момент я замечаю огромную черную тень за окном…
Глава 44. Тень
Едва прищуриваюсь, чтобы разглядеть тень, как она растворяется в сумраке.
— Что такое, Оливия? — настораживается лекарь, заметив мой пристальный взгляд.
— Мне показалось, там кто-то был, — отвечаю тихо.
Бартон тут же поднимается из-за стола и приближается к окну. Он внимательно всматривается сквозь стекло сначала в одну сторону, затем — в другую и, тяжело выдохнув, оборачивается ко мне.
— Даже если и был, сейчас никого нет. Но это лишь подтверждает мои опасения — всё происходящее может оказаться ловушкой для вас, — констатирует он с тревогой в голосе.
— Именно так, — соглашаюсь я, ощущая на себе его внимательный, выжидающий взгляд.
Бартон ждет моего решения. Что я выберу: попытаюсь помочь больным или отступлю из-за страха перед возможной ловушкой? Но разве выбор не очевиден?
— Давайте вернемся к исследованиям, — говорю я, вновь беря в руки бумаги. Лучше пройти по лезвию ножа, чем оставить больных на произвол судьбы.
Иначе зачем я проснулась в этом теле? Зачем кто-то дал мне второй шанс? Это моя миссия, мой путь — жить так, как я считаю правильным, невзирая на преграды. Мои решения — моя ответственность. И лекарь безошибочно читает ответ в моих глазах.
— Местные лекари ставили «желтую хворь», но, судя по всему, их лечение не помогло, — задумчиво произносит Бартон.
— У меня есть несколько предположений, но каждое требует проверки, — отвечаю я, просматривая записи. — Учитывая недостаток информации, сложно сделать окончательный вывод.
Для подтверждения диагноза нужны дополнительные исследования, недоступные нам здесь — деревня, отсутствие средств... Но, возможно...
— Можно ли раздобыть еще один артефакт проверки хвори? — спрашиваю я. — Нам необходимо собрать больше данных, чтобы не ошибиться с выводами.
Бартон кивает, обещая отправить за ним с первыми лучами солнца. А до утра мы должны назначить хотя бы поддерживающее лечение.
Перебирая возможные диагнозы, я склоняюсь к тифу или малярии. Обе болезни соответствуют наблюдаемым симптомам, и обе крайне заразны. Поэтому первым делом привлекаем к работе родственников, прибывших вместе с пациентами.
Ночь проходит в непрерывных заботах — готовим комнаты для больных и отдельные помещения для сопровождающих, мастерим маски, кипятим одежду заболевших. В аптечке Бартона всегда есть ивовая кора и липа — традиционные средства для снижения температуры.
Их мы и даем пациентам, а с рассветом я отправляюсь в травную лавку за зверобоем, ромашкой и шалфеем, известными своими антисептическими свойствами.
В этой непрерывной суете день сменяется ночью почти незаметно. На душе тревожно — лекарства действуют медленно, и пока неясно, приносят ли они облегчение. Однако к исходу второго дня двоим из четырех пациентов становится заметно лучше, а к вечеру к нашему дому подъезжает еще одна телега из той же деревни с двумя новыми больными.
— М-да, леди Оливия, у нас с вами скоро образуется настоящая лечебница, — вздыхает Бартон, наблюдая, как свободного места в хижине остается все меньше.
Но это лишь начало испытаний. Настоящая беда приходит чуть позже, когда родственники развешивают прокипяченные вещи на веревках во дворе, а мы с Бартоном хлопочем возле котла, установленного на небольшом костре у колодца.
Сначала настораживается младшая сестра больной женщины, затем и мужчины устремляют взгляды к калитке, напрягаясь один за другим.
—