— Хозяин?
— Ой, простите. Господин Безликий так раскомандовался с утра, что я по привычке так обратилась, — выдает мне женщина.
— И где этот… хозяин сам? — только и спрашиваю я.
— Так на рынок пошел.
На рынок? Безликий?
Я, что, еще раз умерла и очнулась в другом мире?
— О! Хозяйка, вот и он! — радуется кухарка как дитя, завидев темную фигуру в маске у калитки и тут же кидается на встречу, чтобы забрать авоськи.
А он их ей не отдает.
— Ты подсоби кухарке. Тяжелое, — отвлекает ремонтника забора, и тот охотно забирает узлы.
А я же стою и хлопаю ресницами, пытаясь понять, то ли я головой вчера стукнулась, и мне это чудится, то ли Безликий сам как-то ударился. Ну, тот блондин точно не смог бы дотянуться.
— Проснулись, леди Оливия, — обращается ко мне Безликий, когда остальные, забирая с собой суету, прячутся где-то за дверями дома.
Я отвечаю не спешу, лишь смотрю повнимательней. Вчера перед сном мне кое-что не давало покоя. Я была почти уверена, что права, и готова поставить последние деньги на то, что этим утром Безликого здесь не увижу.
Но он не только стоит сейчас напротив меня, но и революцию в моем дворе и доме устроил.
— Как видите. А вы, смею предположить, встали очень рано, — отзываюсь, наконец, и взглядом окидываю двор. — Всем применение нашли.
— Не угадали. Из нас двоих, после всего, спать сладко и крепко смогли только вы, — выдает мне этот… гад!
Он зачем вообще все это вспоминает? Можно же, как взрослые люди, сделать вид, что ничего и не произошло.
— И это очень беспечно, леди Оливия. В следующий раз, хотя бы дверь заприте. Лучше стулом подоприте. И окно, — продолжает Маска, а я все свои силы трачу, чтобы заставить лицо оставаться непроницаемой холодной маской. — Хотя нет. Пока я рядом с вами, можете спать спокойно. До конца своих дней.
Нет, видят боги, ему вчера не плечо нужно было лечить, а голову.
— Звучит, как угроза, — только и могу сказать ему, мой мозг с трудом переваривает происходящее.
Разве его гордость не задета? Да он точно должен был уйти с его-то характером, еще и дверью хлопнуть в духе: “Вот и разбирайся сама!”. А он здесь… речи непонятные толкает, и еще одну порцию сейчас добавляет.
— Это она и есть, — выдает мне в ответ.
Нет! Ну точно! Может, его подменили?
Потому и прищуриваюсь, а он, как назло, резко склоняется так, что едва своей маской не упирается в мой нос, и я застываю. Мигом смущаюсь, но злость оказывается куда сильнее.
— Вы что, издеваетесь надо мной? — выдаю ему холодно, ибо мозгов у меня хватает, чтобы наконец-то понять, что за игру он затеял.
— Разве? — звучит мне в ответ, притом очень довольно.
Голос почти дьявольский, с хрипотцой,соблазнительный. И этот самый голос возвращает меня на мгновенье во вчерашнюю ночь. Но я буду не я, если оставлю победу за ним, потому и вздергиваю подбородок и очень искусно улыбаюсь.
— Надеюсь, что нет, — делаю голос одновременно сладким и холодным. — Не то издеваться начну я, и вы пожалеете, что затеяли эту игру, Безликий. — предупреждаю его, и хоть и не вижу его лица за маской, но точно знаю, что сейчас он улыбается.
— Даже спорить не буду. Так где ваши письма, Оливия? Не самое ли время отправить их в назначенные места?
— Вы их отнесете?
— Только вместе с вами. И желательно, на руках.
— Сейчас дошутитесь и вынесут вас. Вперед ногами.
— Вы знаете, что вам идет, когда вы злитесь?
— Хотела бы сказать то же самое о вас, но вы все время прячете лицо. Настолько страшный? — подначиваю его раз уж он не намерен прекращать!
— Для вас, возможно, да. Но я это исправлю, — обещает мне безликий, и вся эта ситуация резко перестает мне нравиться.
Нутро буквально встает на дыбы и вопит. Вопит то, что мне очень не хочется признавать, но намеков было уже слишком много...
— Заканчивайте уже с вашими шутками, — предупреждаю носителя маски.
— А кто сказал, что я шучу?
— То есть навсегда здесь решили остаться? Будете снова манипулировать моей сохранностью?
— Нет. Речь о моей сохранности, леди Оливия. Имейте совесть отвечать за тех, кого приручили, — выдает мне этот гад, и я вовсе теряю дар речи.
Он… Он точно псих! Только хочу его как следует осадить, как застываю, ибо его глаза... Точнее туман в тех местах, где прорези в маске, вдруг опять рассасывается на мгновенье, и я вижу глаза... Те самые глаза. Мне не почудилось той ночью! И от этой мысли от макушки до опять покрываясь ледяной коркой, а Маска будто считывает это, хмуриться, но видимо, даже не догадывается, что у него "туман" сбежал с глаз.
— Ой, кхм…! — вдруг раздается за спиной.
Тут же равнодушно отворачиваюсь от Безликого и перевожу взгляд на одного из рабочих.
— Я это… солому на крыше перебрал. Чем-то еще помочь? — выдает он, глядя то на меня, то на Безликого, и судя по его спокойному виду, он то ли слепой, то ли не видит, что у Безликого "появились" глаза.
— Конечно, пойдем! — отвечает Маска, быстрее, чем я рот открываю, и по-хозяйски ступает в сторону работяги.
Я же так и остаюсь стоять во дворе, глядя на творящийся беспредел. Нет, этот гад и раньше тут людей гонял, капканы выискивал, но тогда он не заявлял мне, что останется здесь “до конца моих дней”.
— Леди Оливия! — окликает меня кухарка. и я выбрасываю эти бесполезные мысли из головы и ступаю к дом.
Меня пациенты ждут, ими и занимаюсь. Потом сама иду на почту, а гад в Маске решает прогуляться со мной, да такой он сегодня разговорчивый, что в который раз кажется, что его подменили. “В детстве больше яблоки любила или сливы?!” Кто вообще задает такой вопрос? И кто на них отвечает?!
Я… к моему же сожалению.
Зато, когда он начинает про увлечения медициной, я, действительно, увлекаюсь так, что даже не замечаю, как мы возвращаемся с почты. И в первую же очередь по возвращении отделываюсь от него. У меня, — вон, — работы много, и