О чём она молчала?
Почему не сказала?
Почему именно сейчас вывалила на меня эту грёбаную правду, как нож под рёбра?
Я хочу закричать. Взвыть, как зверь. Вырвать из груди эту злость, эту боль, эту зависть к тем, кто оказался ближе к ней, чем я — её муж.
Я не могу. Не могу увидеть её мир. Не могу чувствовать, как чувствует она. Проклятье.
Открыл глаза — и снова кусты. Ряды кустов. Цветы. Кусты. Она сажала их. А я приносил. Сотни раз. Сотни раз думал, что дарю ей радость. Что это и есть забота.
Теперь хожу здесь, как идиот. Среди своих же подарков.
Да пошло оно все к бездне!
Я выпрямился, сжал кулаки, чувствуя, как внутри закипает. Сначала жар в груди, потом в горле, потом — в ладонях. Кровь пульсирует. Кожа стягивается. Когти рвутся сквозь пальцы, царапая воздух.
Я взревел. По-настоящему. Как зверь. Как дракон. Как ублюдок, у которого отняли всё и даже объяснить не удосужились.
— Нахрен эти кусты! Нахрен эта оранжерея! — рявкнул я, подхватывая первый попавшийся горшок и швыряя его в стену. Глухой грохот, звон, земля рассыпается клочьями. — Хотела поиграть в тайны⁈ Получай!
Я прошёлся сквозь ряды, снося всё к бездне. Пинал, ломал, когтями рвал стебли и листву. Кровь забилась в висках. Лицо перекосило. Меня трясло.
— Жила, твою мать, рядом, молчала, улыбалась этой своей холодной, правильной улыбкой!
Я схватил тонкое деревце, вырвал с корнями. Мои когти вспороли ствол, древесина треснула с жалким всхлипом. За ней — ещё один. И ещё. Всё ломал. Всё.
— Я для неё жопу рвал, таскал эти гребаные растения со всех концов материка! А она⁈ Ей, мать твою, «не нравилось сажать»! Ненавидела она, видите ли, землю! Так скажи, лицемерка ты хренова, скажи хоть раз по-человечески!
Ещё один плетистый куст лёг под моими ногами. Раздавил. Хрустнула ветка. Кровь залила когти, но я даже не посмотрел.
Я остановился. Дышал тяжело. Горло саднило. Сердце бухало в груди, как кувалда.
Под ногами — руины. Цветы, грязь, обломки. Мои подарки. Её ложь. Мое предстательство. Наши годы.
Я пнул очередной горшок, усмехнулся криво и горько.
— Ну что, красиво, а, Лилия? — повернулся и сразу же нашел ее взглядом, стоящую за стеклянными дверьми оранжерее и смотрящую на меня.
Когти втянулись. Я скалился в ее сторону. Чувствовал себя безумцем.
И почему-то впервые за долгие годы чувствовал себя по-настоящему живым.
Глава 15
Вскоре Аларик освободил меня от своего визита. До сих пор не могла поверить, что от оранжереи ничего не осталось. Столько трудов. И в один раз он всё уничтожил.
Я прислушалась к себе. Хотела понять, было ли мне жаль.
Но на удивление внутри разлилась такая легкость и звенящая пустота. Словно оковы спали. Это — очередная маска, спавшая с меня. Сколько ещё таких осталось?
Уйти из дома я не смогла. Не могла бросить особняк в таком бардаке. Надо заказать магов, чтобы все там прибрали.
А пока я сделала себе омлет на скорую руку и устроилась за столом. Время было — поздний обед.
Думала, что этот дом всё же сложно покидать. Я вросла в него. Мы строили его вместе. Помню, как я хотела небольшой — как Адарик смеялся и дорисовывал старательно метры во всех комнатах. Мне нравилась моя спальня на шесть квадратов. Кровать и две тумбочки. Я и шкаф там карандашом обозначила. Арик же тщательно пририсовывал стройный прямоугольник и говорил, что шкаф мне не нужен, у меня будет целая гардеробная.
Так дом разросся до небывалых для сироты размеров.
Помню, как чувствовала себя словно в музее и постоянно повторяла, что в таком большом доме я его не найду. Но он всегда говорил, что я могу найти его в кабинете.
Мы привыкли. Жили как жили. Я все больше узнавал его мир. Прониклась им, становилась такой же как они. И признаться, мне так хотелось соответствовать. Хотелось стать равной. Помню, как испытала полное разочарование, подслушав разговор свекрови в гостиной, когда она беседовала со своей подругой.
Тогда-то глаза и открылись. Пусть Аларик и говорит, что его всё устраивало во мне. Но между супругами не должна быть пропасть.
Ему всё равно — но не всё равно тому обществу, в котором он вращается.
Теперь тонкие, завуалированные, якобы доброжелательные советы звучали из её уст иначе. Я видела её презрение, которое она тщательно маскировала заботой — обо мне и будущем сыне.
Я понимала её. Она желала лучшего для него.
А я понимала, что мне нужно учиться. Учиться быть такой, как они.
Правильно ли это или нет? Что уж теперь. Назад дороги нет. Зато я во всё вооружении. Стану независимой. Займусь тем, чем всегда хотела, но не решалась.
А теперь я покидала эти стены. Так будет лучше.
Я обвела глазами кухонный гарнитур. Я его меняла два раза. Первый раз — я ничего не понимала, что нужно, а что нет. Чего я хочу от кухни. Было только желание научиться готовить. Ведь я не умела толком.
Не успела закончить и налить себе чай с чабрецом, как входная дверь распахнулась и послышались голоса.
Я вышла из кухни, прошла в холл.
На пороге стоял Аларик. В новом, отглаженном костюме. Такого у него раньше не было в гардеробе. Ничто не напоминало о том, что всего пару часов назад он выплёскивал всё своё бешенство на мои растения.
Словно и не было ничего. Он лишь мазнул по мне усталым взглядом. Потом впустил двух человек, одетых в чёрные, форменные костюмы. Те вежливо поклонились мне. Я вскинула бровь и скрестила руки на груди.
— Они займутся приведением оранжереи в порядок, — сказал мне Аларик, попутно поправив манжеты. Повёл пальцами по лацканам. — Отчитайтесь хозяйке, — бросил он магам.
Те снова кивнули.
Аларик вышел и захлопнул за собой дверь. Я смотрела ему вслед.
Больше всего я не терпела беспорядка. Привыкшая убираться за собой, к чистоте и порядку, я пронесла всё это через свою жизнь. У меня глаз дёргался, когда я смотрела на хаос.
И Аларик это знал.
— Покажите, где нам предстоит работать? — напомнил о себе мужчина средних лет. Его помощник просто с интересом осматривался.
— Разумеется.
Я провела магов в сторону оранжереи. На их лицах отразилась озадаченность. Ещё бы — там всё было изрыто, словно Аларик потрудился в своей настоящей звериной форме.