Немного отпустило ящера только после рождения детей.
Но я ничего менять не стал. Мне нравилось, что я был центром вселенной своей пары.
Меня грызло чувство, что она — человек, и не может чувствовать ту сумасшедшую, сводящую с ума тягу, ярко пылающую во мне к ней.
Лия молчала, ее все устраивало.
И только с годами ящер стал более сдержанным. Она была нашей. От нее пахло нами.
Лия жила мной. Дышала мной. Любила дракона и наших детей.
И сейчас ничего не изменится. Закрою её в доме. Обеспечу всем необходимым.
Дракон внутри рычал. Требовал выхода. Требовал разобраться и начать с того, чтобы вызвать ректора на поединок. Вытрясти из него правду.
Да! Давай теперь всех подряд будем вызывать на поединок и откусывать головы!
Давно это было, когда инстинкты затмевали мне разум. И вот теперь — новая волна спустя двадцать лет!
Тогда, двадцать лет назад, она была свободна.
И только слепой и хромой не смотрел на мою Лию.
А теперь она снова свободна.
И ещё больше стервятников слетятся на мой цветочек.
Б…!
Откинулся на спинку кресла. Прикрыл глаза. Растер лицо руками.
— Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо…
Бессонная ночь давала о себе знать. Возникли проблемы на мануфактуре так не вовремя. О покое теперь только мечтать.
— Я к Аларику! — вдруг раздалось из-за двери.
Скривился. Бездна бы побрала Вешона!
Не до него!
— Лорд Вейрский просил его не беспокоить. Он примет вас позже, — мой секретарь, наверняка, встал, прикрывая грудью дверь.
Для тех, кто знал Вешона — было ясно, чем закончится это противостояние. Того ничто не остановит.
Так и было. Дверь распахнулась, моего секретаря просто отодвинули в сторону и захлопнули прямо перед его носом полотно.
— Я старался, лорд! — прокричал из-за двери бедный Питер.
Я усмехнулся:
— Всё в порядке, Питер.
У него всё равно не было шансов.
— Вешон, я сейчас занят.
— Рефлексируешь?
Тот упал в кресло для посетителей. Я подался вперёд, сложил руки в замок, наблюдая, как он тянется к внутреннему карману своего сюртука и достаёт оттуда, мать его… бутылку. Коллекционную. Мою!
— Ты был у Лии? — процедил я, едва сдерживаясь.
— Конечно, я там был! — тот с глухим стуком поставил полупустую бутылку на стол. — Вот, оставил для тебя.
— Вешо-о-он…
— Я хотел, чтобы Лия составила мне компанию, но она отказалась.
— И. Правильно. Сделала.
— Не рычи на меня, я же по-дружески, — взмахнул тот руками. — Ты знаешь меня.
— Я не хочу, чтобы ты ходил к ней.
— Ахах! — расхохотался тот, растрепал волосы, шлёпнул ладонью по столу. — Что так?
— Я запрещаю тебе.
— Дружище, а ты-то когда собирался мне сообщить, что решил развестись? — Вешон подался вперёд, закинул ногу на ногу, обхватил колено руками и прищурился.
— Это наши с Лией дела.
— Ну да, ну да, — он потряс носком лакированной туфли. — У меня лучший друг разводится, а я должен обо всём узнавать из газет. Так?
— Мне не до тебя.
— Зато мне до вас. И, кстати, я рад, что ты не подох.
Я напрягся.
— О чём ты? Не знал, что грок вызывает помутнение сознания.
— Судя по тому, как ты разнёс оранжерею, у тебя как минимум должны быть расплавленные внутренности, ожоги, раны последней степени и медленная мучительная смерть с выплёвыванием всех кишок.
— Шон! Ты идиот? Это кусты. И мой дракон в состоянии справиться с ними и не сдохнуть.
— О-о-о! Так это Ли тебя так пожалела? Я бы не пожалел. Я бы с удовольствием на её месте понаблюдал, как ты корчишься в муках и харкаешь кровью.
— Шон. О чём ты говоришь? — прорычал я.
Как же он меня сейчас раздражал! И знал мерзавец об этом! Потому что с завидным упрямством продолжал называть мою жену «Ли», сокращая имя до неприличия. Знал ведь, как меня это выводит из себя! И пользовался тем, что я не набью ему морду.
— Я о том, что пусть женщины и холодны снаружи, но внутри них — целый ураган. И вот там чёрт ногу сломит. Там столько всего. Столько запутанного. Столько причинно-следственных связей, что я вообще не понимаю, как они живут и не ломаются. Вот у меня, к примеру, моя Бетси — та, которая вторая жена. Когда я с ней развёлся, я просветлел. У меня прям мир открылся перед глазами. Моя милая ласковая Бетси с улыбкой на губах рассказывала, как мечтает подвесить моего дракона за яйца и медленно, по лоскутку, сдирать с него шкуру.
И по секрету тебе скажу — каждая из моих жен хотела это сделать. У всех женщин это какой-то фетиш. И у Ли наверняка тоже.
Более того — у неё всё под рукой. Это ты, дурак, таскал ей самые опасные и ядовитые растения континента.
А я вот, когда решал разводиться, заранее закрывал кухню и убирал дорогие вазы со столов и комодов.
Он говорил, а я злился всё больше. Все силы уходили на то, чтобы сдержать ящера от оборота. Я вцепился в столешницу стола, буравя того тёмным взглядом. А Вешон, словно и не замечая, продолжал делиться своим «ценным» опытом.
— И вообще. Это, видимо, судьба. Столько лет. И вот Лиличка — свободная. Твой цветочек теперь будет принадлежать другому. И пахнуть и цвести для другого.
Всё!
Ему конец!
Красная пелена упала на глаза. Кровь вскипела. Вырвалось рычание.
В следующее мгновение я обнаружил себя у стены, держащим Шона за горло и скалящимся ему в лицо.
А тот идиот, синий от удушья, довольно улыбался.
Убрал руку, встряхнул её, поправляя манжеты. Отошел к бару. Взял один бокал. Дошёл до стола и плеснул себе грока.
— Тебе не предлагаю.
Шон встал, провёл рукой по волосам, зачесал те назад. Растянул губы в довольном оскале.
— У меня к тебе вопрос. Почему ты разводишься?
— Я ей изменил, — сделал глоток и посмотрел на друга.
— Изменил? — удивлённо вскинул бровь Шон, поправил полы камзола. — Интересно. И как ты только смог присунуть кому-то, если тебя кроет от одного намёка, что на твою истинную посягнёт другой? Разве истинность не гарант верности?
— Нет. Не гарант. Раз присунул, значит, смог. Тебе