Четыре часа спустя карета остановилась у особняка. Я почти танцевала, спускаясь на землю, но тут же спохватилась — я ведь леди.
Нужно держать себя в руках, сдерживать порывы. Поэтому расправила невидимые складки на платье, вытянулась и чинно направилась к входу. Но… не выдержала.
Не стала стучать. Сообщать о себе. Сама открыла дверь — ведь это же бабушкин дом, почти и мой тоже!
Особняк показался непривычно пустым.
Я уже хотела позвать громко: «Бабушка!» — но вдруг уловила тихие голоса.
Прислушалась. Женский… знакомый. Мария? О, как здорово!
Она уже здесь, и мы все втроём проведём время вместе.
Хотела окликнуть их, но в последний момент решила сделать сюрприз. На цыпочках прокралась ближе. В сумочке лежали мои подарки — украшения, простенькие, не драгоценные, как мог бы подарить отец, но ведь я выбирала их от чистого сердца.
Дверь была прикрыта плохо. Я заглянула.
Да, они там за чаем. Бабушка и Мария.
Но что-то было не так.
Атмосфера… напряжённая. Мария сидела, не притронувшись к чашке, прожигала бабушку взглядом, каким-то неприличным, почти злым.
А бабушка выглядела сосредоточенной и холодной, но в её голосе звучала сладость, липкая, как мёд.
— Мне нужно уехать на пару дней, — сказала бабушка. — Ты пока сюда не приходи.
Мария положила руки на свой пока ещё плоский живот, погладила его и произнесла:
— Вы должны понимать, ради кого мы всё делаем.
Я затаилась ещё сильнее. Сердце колотилось. Ради кого?
— Вы ведь понимаете, что стоит на кону, — продолжила Мария. — Ваше благополучие, моё благополучие… и благополучие ребёнка.
Я ахнула, но прикусила губу, чтобы не издать ни звука.
Бабушка протянула руку и, словно успокаивая, накрыла ладонь Марии. Их пышные платья шуршали при движении. В комнате пахло слишком сладко, цветочно, у меня даже защекотало в носу — едва удержалась, чтобы не чихнуть.
— Мария, дорогая, пусть сейчас у нас и неудача, но это ничего не значит, — проговорила бабушка. — Я сама во всем заинтересована. Но нам надо притаиться. Я мать Аларика. Он остынет. Не посмеет мне что-либо сделать. Он перестанет гневаться на меня. И потом мы снова что-нибудь придумаем. Тебе тоже ничего не будет. Ты беременна. А той чокнутой мало ли что могло причудиться, послышаться в твоих словах то, чего не было. Деревенщина, что с нее взять. Ты ведь знаешь, как я уже люблю своего внука. С нетерпением его жду. Наконец-то у меня будет хоть один правильный. И он будет от тебя.
Эм…
Я моргнула. Потом ещё раз. Сердце ухнуло вниз. «Правильные внуки? От Марии?» — у меня внутри всё вспыхнуло возмущением.
А мы с Миреем значит неправильные? Но бабушка всегда говорила, что я её любимая внучка. Всегда хвалила, гладила по голове, поддерживала… И вот теперь — такое!
Я не поняла о чем Мария и бабушка говорили в начале разговора, но его концовка меня возмутила! Потому что касалась меня лично!
— Конечно, я понимаю, — кивнула Мария, и на её губах мелькнула довольная улыбка. — Я выношу вам внука.
— Вот и молодец, — бабушка сжала её ладонь крепче. — Остальное я возьму на себя. Тебе нужно думать только о ребёнке.
Потом их разговор всё длился и длился, а я, притаившаяся у двери, слушала и всё больше холодела внутри. Я уже и подарки свои передумала дарить. Слова бабушки, снова и снова подчёркивающие, что мы с Миреем «неправильные», что она ждёт «правильного ребёнка», обидели до глубины души.
Мне было больно и мерзко от этого.
Я попятилась, тихо-тихо, чтобы никто не заметил, и вышла из особняка.
Чемодан мой так и стоял на крыльце, прислуги нигде не было — словно дом вымер.
Я подхватила ручку, покатила его колесиками по брусчатке. Мне не хотелось видеть ни Марию, ни бабушку.
Я не понимала, что делать.
Отец, говорят, вернулся… но он зол. К маме идти — стыдно и неловко. Мирей? Мирей меня всегда ругает, но всё-таки брат, он поддержит… наверно.
Я вышла из кованых ворот, зашла за угол и поймала возницу. Карета довезла меня до Академии.
Немного неудобно было возвращаться в роскошном платье, среди студентов в строгих формах. Но ведь не все могут позволить себе отдыхать во время учебного процесса.
Я как раз могла.
Я ведь аристократка и не простая.
Мне можно.
Хотя теперь, после бабушкиных слов, я уже не знала — правильно это или нет. Чем глубже я углублялась в академические коридоры, тем неуютнее становилось. Все косились на меня. Я упрямо думала: «А что? Я ведь чудо как хороша. Что ж им не смотреть?»
Но нет-нет да и всплывали слова брата: «Выглядишь как дура. Хватит привлекать к себе внимание».
Гадкий хорёк! Сам всё портит! Он всегда знал, как меня задеть.
Я докатила чемодан до своей комнаты. Взгляды студентов буквально прожигали. Я поспешно переоделась в академическую форму, убрала с себя все драгоценные заколки, побрякушки — не было настроения снова наряжаться.
Потом пошла искать брата. Было уже время обеда, и многие шли в столовую.
Мирей, в отличие от меня, питался вместе со всеми.
«Из себя корчит простака», — подумала я, — «А всё равно он не такой, как все».
Коситься стали меньше.
Слова бабушки всё звучали в голове: «неправильная внучка, неправильные дети, неправильная мать». Возмутительно. Я же её любимая внучка! Мы — одна семья. Почему же тогда мне так дурно внутри?..
Я заметила Мирея.
Он был среди друзей, но выглядел мрачным и хмурым. Он не слушал их болтовню. А когда увидел меня — его глаза вспыхнули злостью.
Я застыла. Между нами стояли другие студенты, но этот взгляд я узнала.
Этот взгляд предвещал трёпку!
Я развернулась резко, юбка хлестнула меня по ногам, и поспешила прочь. Мне было страшно. У него и одной руки хватит, чтобы накостылять так, что я неделю сидеть не смогу.
«Но ведь мне не должно быть стыдно, что я отдыхала! Бабушка сама не купила Мирею поездку в горы. А мне купила. Я девочка, мне сложнее!» — оправдывала я себя на бегу.
Но всё зря.
Физподготовку я всегда прогуливала, и потому догнать меня ему ничего не стоило. Уже у лестницы он резко дёрнул меня за локоть, больно развернул к себе.
— Эй! Что ты себе