Её силой затолкнули в карету.
Я стоял у дверцы и смотрел ей в глаза. Она метала в меня проклятия, а я вдруг понял, что больше не чувствую злости. Только пустоту и тяжесть.
— И… да, ты добилась своего, — тихо произнёс я. — Я развёлся с Лилией. Пусть хоть это будет для тебя отдушиной.
Карета дёрнулась и тронулась с места, унося с собой женщину, которая всю жизнь носила маску моей матери. Она даже не пыталась быть ею.
Вопрос о покушениях так и остался открытым. Но ничего — пара дней в лечебнице, и она заговорит. К тому же наблюдение за ней будет круглосуточное, а там и её покровитель объявится. И тогда либо подтвердятся мои мысли, либо я увижу настоящего виновника всех моих бед.
Оставалось ещё разобраться с Марией.
А перед этим…
Я вернулся домой, в особняк. В окнах горел свет. А значит, брат не покинул его.
Когда я прошёл внутрь и задержался в холле, чтобы стащить с себя камзол и отбросить его на кресло, услышал, громкий грохот, звон разбитого стекла.
Из кухни доносились ругань вполголоса и стук посуды.
Я направился туда. Остановился у дверного проёма, облокотился на косяк и молча наблюдал.
Младший брат, весь взъерошенный и измазанный, отчаянно пытался совладать с кухней. Раковина была полна грязной посуды, на плите что-то пригорело и дымилась чёрным едким дымом неизвестного происхождения масса. В воздухе стоял отвратительный запах гари.
На рубашке Наримана красовались следы от овощей, пятна кофе, грязь непонятного происхождения. Он мешал что-то в кастрюле, потом обжёгся, ойкнул, выронил половник на пол и с досады начал пинать дверцу кухонного шкафа.
Я усмехнулся, не двигаясь с места.
— Лили тебя не простит, если ты испортишь ей кухню, — сказал я ровным голосом.
Нариман дёрнулся, резко обернулся ко мне. Его глаза, полные усталости и раздражения, на миг расширились, будто он не ожидал за собой наблюдателя.
— Это… это не то, что ты думаешь! Я просто… хотел сварить себе яичницу.
— Пожарить ты хотел сказать, — хмыкнул я.
— Ну или суп. Или… чёрт, я не знаю, что именно! Тут всё так сложно! — он ткнул пальцем в плиту, где в кастрюле булькала какая-то чёрная масса. — Почему оно сначала шипело, а потом вдруг решило взорваться?!
Он пнул упавший половник и виновато посмотрел на меня.
— А эта… эм… — он кивнул на пригоревшую кастрюлю, — она сама! Я только на секунду отвернулся, клянусь!
Я не выдержал. Уголки губ дёрнулись, а потом я впервые за весь день усмехнулся по-настоящему. Тяжесть, что давила весь вечер на миг отступила.
— Нариман, — покачал я головой, — если Лилия вернётся и увидит это, я тебя не прощу. Её кухня для неё святое.
Хотя, знал она не вернется.
— Так я… я всё уберу! — поспешно заговорил брат, хватая тряпку. — Честное слово, всё отмою, всё исправлю! Ну… может быть, кроме этого. — Он осторожно ткнул ложкой в чёрный комок на сковородке в раковине, который больше напоминал уголь, чем еду.
Я рассмеялся. Горько, устало, но искренне.
Я сел за стол и скрестил руки на груди, наблюдая за братом. Нариман бегал от плиты к раковине, что-то ронял, что-то уничтожал, пытался отмыть пятна, которые только расползались шире.
Но при всём этом хаосе я вдруг понял: в доме снова есть жизнь. Не холодная тишина, не пустота, а шум, запахи, беспорядок.
Всё это раздражало и в то же время успокаивало.
Пусть он и повеса, транжира, неисправимый ребёнок в теле взрослого мужчины, но он всё же мой брат. И теперь я буду нести за него ответственность. Впрочем, как и за того ребёнка, что родится у Марии.
Только надо кое-что выяснить.
Мать передала артефакт Марии — и тот засветился при мне у неё в руках.
Стало быть, ребёнок принадлежит нашему роду. Так я думал.
Но на самом деле… роду Элоизы.
— Ты спал с Марией? — медленно, тяжело произнёс я, в упор глядя на брата.
Нариман виновато посмотрел на меня, почесал лоб, переминаясь с ноги на ногу. Весь его вид был жалким, растерянным, словно передо мной стоял не дракон, а побитая собака.
— Спал.
Глава 50
Я дёрнул уголком губ, в намёке на улыбку. Не злую и не весёлую — скорее горькую, примирительную. Зла я не держал. Не на него.
— Да, — признался Нариман, опуская глаза. — Мы переспали. Не раз. Мы были… ну, в отношениях. Неделю. Или две. Я сам толком не помню. А потом я встретил Марлу…
Он почесал затылок, виновато смотря на меня, словно хотел сгладить слова. Нариман был таким всегда — безответственный, легкомысленный, живущий сегодняшним днём. Для него это не имело веса, и он переключился сразу на другую женщину, как только ему наскучило.
Мария же пошла прямиком к Элоизе и поставила её перед фактом, что беременна. И они решили разыграть эту карту.
Повисла тишина.
— Ты не был в курсе, что Мария беременна от тебя? — спросил я прямо.
— Ну… говорила, — протянул Нариман, — так я не поверил. Я же не дурак. Предохраняюсь.
— Точно? — устало переспросил я. Он замялся. И это было плохим знаком.
— Ну-у… пару раз я у неё спрашивал, приняла ли она меры. Она говорила, что да, всё в порядке.
— Дурак, — поставил я диагноз собственному брату.
— Угум… идиот, — согласился он сам и снова почесал затылок. — Так она что, специально залетела от меня?
— Не исключаю подобного варианта.
— А зачем? Разве была такая нужда?
— Положение. Связи. Деньги. Недостаточно?
— Но у неё это тоже есть. Она говорила, что за нее дают серебряный рудник. Я подумал, что она мне ровня…
— У Сарийских только он и был, Нариман. Сколько раз я тебе говорил не верить на слово, а проверять? А лучше — контролировать всё самому. Дела у их рода идут не настолько удачно. Лорд Сарийский пару раз вкладывался, но дело не пошло, и он понёс убытки. Мария и тот самый рудник стали его почти единственными активами и шансом удержаться на плаву. Так что да, в таком случае все средства хороши. И одно из них — залететь от тебя. Но