Я согнулся от слепящей боли и попытался закрыться от увиденного. Но вид жутких пирамид из плоти, крутящихся огневых спиралей и беспрерывного шевеления, будто голодная дыра непрерывно всасывала густой, жирный мясной бульон, продолжал стоять перед глазами.
– Говорили же, не смотри! – Стромир развернул меня носом к лошадиному крупу. – Здесь проходит тропа к нижним мирам. Нам, простым смертным, губительно видеть то, что пролегает дальше. – Он нервничал, казалось, даже больше, чем я. – Первое Царство – чертоги Чернобога, легко сведут тебя с ума…
Пока меня наставляли, Ойла открыл дверцу возка, залез внутрь и вытолкал Ифанку, не став слушать ее заторможенные возгласы. Увидев замок, невеста изумленно икнула. Она будто окаменела, перестала моргать и попытаясь затуманенным зельем разумом понять, что к чему.
– Это место… будто бы знакомо, – произнесла она с заминкой. Красивое лицо с каждой секундой становилось старше. – Я, я чувствую, что здесь была. Или должна была быть?.. Не помню.
Ифанка потянулась ко мне: беспомощная, но все еще верящая в чужую честность.
– А что происходит? Константинос, нет, Иван, я не совсем… точнее, я совсем не понимаю. Зачем мы здесь?
В горле застыл предательский липкий ком.
– Прости.
– Не-ет. Нет, нет, мой дорогой колдун, так не пойдет. Я хочу получить ответ. Где мы? Почему вы привезли меня сюда? Ничего не помню. Я вчера сама так приказала? – Она искала, искала в своих воспоминаниях хоть что‐то, что могло отогнать надвигающийся страх. – И как вы отыскали этот жуткий замок?
Я рвано вздохнул.
– Прости меня. Мне так жаль.
– Простить? Но был уговор! Вы сказали… вы же сами сказали… Вчера, да! Вместе мы справимся с этой напастью!
Ифанка находилась на грани отчаяния. Тени вокруг нее сладострастно извивались, торжествуя. Распахнутые врата замка напоминали голодный зев тысячелетнего чудовища, окаменевшего и сросшегося со своим лежбищем, но все еще ожидавшего новых жертв. И она должна была войти туда, стать подарком для бессмертного?
Я как будто вернулся назад до времени: стоял на месте, не двигаясь, как в момент гибели Беляны и всего Фензино.
Смаги скрутили сопротивляющуюся «невесту» самостоятельно, без лишних слов. Делали они это быстро и ловко, не обращая внимания на хриплые вопли жертвы. Тогда‐то я осознал истинную разницу между нами. Мои братья давно разобрались с собственными бесами, чтобы те не мешали идти к высшей цели.
Они были готовы. Только я оставался слаб.
Место, которое было сразу и Срединным миром, и началом владений Безмерной Мертвости – название, которое сразу пришло на ум, – приняло нас без сопротивления. Без хоть сколько‐нибудь ощутимого интереса. Никто не стоял в мрачной парадной, укрытой кружевами паутины и запачканной землей, которую занес внутрь холодный ветер. Никто нас не ждал.
Переступив через порог замка, Ифанка потеряла волю к жизни и перестала сопротивляться. Ойла аккуратно провел ее мимо глубокой трещины, рассекавшей пол на две части. Невеста Каша послушно шла на привязи. Лицо стало мягким, как тесто, на подбородке заблестела ниточка слюны.
Пару раз, пока мы шествовали по заброшенным, но богато обставленным залам, мимо нежилых комнат и запыленных творений исчезнувших мастеров, я слышал приглушенные звуки. Это был топот сотен босых ног. Маленьких ножек.
Меня замутило так, что я не сразу почувствовал жжение от рубинового перстня.
«Подарку» трехрогого здесь тоже не нравилось. Перстень реагировал на знакомую силу, будто стал оберегом от подобной мерзости, тем самым якорем, необходимым для равновесия.
Вокруг не просто не было жизни. Нет, все здесь, начиная от статуй из цельных кусков оникса и заканчивая голыми стенами, кричало о том, что она здесь и не появлялась. Только живое способно принять смерть. Но как быть с тем, что являлось неживым изначально?
Поднявшись по широкой винтовой лестнице, застеленной красным ковром, мы впервые услышали музыку. Кто‐то мучил струны неизвестного инструмента. Они стонали, визжали, затихали… И снова кричали то в радости, то в агонии.
Стромир, сам желтее пергамента, указал на очередной поворот и придержал меня до того, как мы оказались в очередном помещении.
– Я должен еще кое о чем рассказать, брат. Пока ты не увидел его. – Расширенными зрачками он глядел во мрак – туда, откуда доносилась музыка. – Ты ведь ничего не знаешь. Ну не принято говорить об этом рарогам. Зачем разочаровывать… или давать шанс на сомнения. Так вот вышло, чего уж. Не наша же вина, верно?
Поздно. Ифанка внезапно дернулась с нечеловеческой силой и вырвала конец веревки из рук расслабившегося Феса. Наставник чертыхнулся и бросился догонять. Мы тоже. Невеста Каша молча неслась к источнику шума, пока не запнулась об истлевший ковер. Там она рухнула, зарывшись носом в позеленевший ворс, после чего попыталась двигаться исключительно ползком, как гусеница, и принялась подтягивать к груди свободные от привязи ноги.
Я нагнал девушку первым, склонился над ней, рычащей и обливающейся слезами. И, только подняв ее с пола, я увидел, куда она так безумно стремилась. Коридор переходил в просторный зал, освещенный пламенем тысячи свечей, свет которых старался, но все же не мог до конца побороть клубящуюся внутри тьму. Играла музыка, та самая музыка. Блестели тысячи внимательных глаз, взгляды которых обратились к нам в ту же секунду, как только мы с Ифанкой оказались в их поле зрения. Там был трон.
Остальные смаги нагнали нас, и мы одновременно сделали шаг.
Я не мог успокоить бой сердца. Пока мы с Фесом и Стромиром невольно принялись осматривать внутреннее убранство невероятно просторного нефа, старый ворон освободил оцепеневшую девушку.
Скользкий глянцевый пол отражал нас, как зеркало. В самом его центре, между входом и троном, уходила куда‐то вглубь широкая, размером с колодец, дыра. У одной из колонн, испещренных трещинами, стояли музыканты. Они с таким усилием дули в жалейки и кугиклы, так дергали непослушными руками по струнам некоего подобия великанских гуслей, что казалось, их тела вот-вот развалятся.
Как и разбойники, они, конечно же, были мертвы. У крайнего голова оказалась вмятой в плечи по самую макушку, однако это не помешало ему выжимать из инструмента истеричную мелодию.
Но самым странным казалось присутствие маленьких сизых существ, кучно облепивших стены вдоль всего нефа. Не выше семилетнего ребенка, с длинными белыми волосами и огромными глазницами в пол-лица, существа не мигая пялились на нас, пока мы вели «невесту» к пустующему трону, вырезанному из цельного куска мутного хрусталя.
– Намары, – прошептал мне Фес, – подземный народец, который жил здесь раньше и который Каш искусил обещаниями вечной жизни. Они утратили прежний облик и знания, стали безмозглыми слугами, на которых Каш ставит опыты.
– Они живы?
– Живы. Да вот