У подножия валялись ржавые мечи и чей‐то одинокий доспех с оторванной подчистую нагрудной пластиной.
– Где он, бесы его задери? – прохрипел Ойла, погладив деревянный кинжал на поясе. Стромир сглотнул и взял меня за плечи:
– Иван, пожалуйста, ты должен знать…
Ифанка развернулась к мертвецам-музыкантам и застыла: прямая, точно с жезлом в кишках. Руки – по бокам, глаза закатились, а над белками с прожилками задрожали густые ресницы.
От колонны отделился силуэт. У этого покойника в руках находилась костяная окарина с нарисованным на боку знаком. Таким же была отмечена девушка. И теперь знак напомнил о чем‐то давно забытом. Я уже видел его раньше? Где?
Молодой музыкант двигался медленно и изредка приникал к окарине белыми змеиными губами. Одежда на нем была значительно чище, чем у остальных, хоть и напоминала обветшавший и утративший цвет костюм дворянина.
«Игла. Вот что это за метка».
Я всматривался в лицо, знакомое по фрескам в покоях Симеона, красивое той же томной, а теперь еще и нечеловеческой красотой. Волосы отросли, поредели, при движении сквозь них проглядывал гладкий, как яйцо, череп. Но в целом это был он. Все еще Данко Бледный.
Самый могущественный и талантливый смаг прошлого.
Прозванный Гнилым конем остановился и посмотрел на свою прекрасную жертву. Только на нее. Ифанка начала часто и шумно дышать носом. У меня и самого кишки сворачивались в узел от взгляда прозрачно-голубых глаз. Хотелось плюнуть на все и ударить бессмертную тварь, некогда бывшую в рядах Братства, одним из многочисленных мечей под ногами.
А потом жуткий взгляд потух.
Каш-Данко поднял тонкую руку. Ифанка шагнула вплотную к нему. Он улыбнулся, медленно огладил упругие щеки безвольной невесты… А затем одним рывком оторвал ей голову. Хлынула кровь. Завизжали по углам полчища возбужденных намаров.
Горячие струи ударили о пол с характерным тяжелым звуком.
Смаги наконец ожили, точно прозвучал невидимый приказ к действию. Все выхватили оружие, наставили на Данко, который принялся равнодушно вертеть голову девушки в руках.
– Грязный недоблюдок!
Не думал, что увижу старого ворона таким. Он был настолько разъярен, что с губ срывалась пена. Лишь врожденная осторожность и отшлифованный бесчисленными опасностями опыт помешал Ойле броситься на убийцу. Но Каш не обращал внимания на ругань. Под вой слуг бессмертный переступил через стынущее тело Ифанки, прошел к трону и сел, с задумчивым видом водрузив ее голову себе на колено.
– Ошибся. Она была больна. Выходит, и эта не подойдет, – медленно произнес он, обратившись, скорее всего, к самому себе. – Какая жалость. Непристойная болезнь сковала чрево… Вы знали? – спросил Каш-Данко, вспомнив о нашем существовании.
Его голос звучал ровно и тихо. Как и должен звучать голос опытного смага.
– Здравствуй, брат, – сказал Стромир и затем низко поклонился.
Мимолетное движение пальцев заставило плотную толпу намаров разом умолкнуть.
– Вы другие. Пришли издалека. Я догадываюсь, с какой целью. Волнения во внешнем мире. Новая напасть, и прямо на плечи Братства Тишины. Как всегда, пытаетесь перекричать гром. Забавные.
Мы ждали у подножия трона, пока кровь не достигла подошв наших валенок.
«Он убил, убил, убил ее!»
Я старался не смотреть на тело. Не стоило. Надо было думать о живых, о трехрогом, да хоть о взбучке, что мне устроят по возвращении.
«Не смотри на девушку, которую не спас…»
Каш с лицом Данко Бледного ласково огладил золотистые волосы неудавшейся невесты. Кровь пропитала штанину и уже потекла по босой ноге, окрасив ее в красный. Но Изначального не смущала грязь.
– Я не против того, чтобы помочь. Но мне нужна другая. Новая женщина. Привезите ее как можно скорее, – говорил он мертвой Ифанке на своем колене, играя с ее губами. – Это ведь будет честно: самка в обмен на ответы. Согласны, слуги двуличного Братства?
Фес нашел в себе силы поднять голову и заговорить:
– Но как мы ее найдем, здесь, в чужом краю? В прошлый раз нам просто повезло.
– Найдете. И быстро.
Он встал. Голова девушки полетела в нестройные ряды нечисти. Слуги бросились отнимать добычу друг у друга, с рычанием, вплоть до ожесточенной драки. Каша их возня не интересовала.
– Хворь окутывает земли Славии. Темная пелена, которая пачкает драгоценную живь. Да, я знаю: в скором времени умрут многие из народа грязи. Вы ведь не можете этого допустить? Так не тратьте мое время…
Снова. Снова понадобилось искать ему жертву. Чтобы предавший братьев бессмертный мерзавец мог использовать ее для своих чудовищных, богомерзких прихотей. Напуганное лицо Ифанки стояло передо мной, как блеклый призрак. Это было невыносимо.
Опустошенные смаги собрались уже покинуть замок, когда Данко заговорил вновь.
– Один должен остаться. Чтобы поиски проходили быстрее. Ты!
Намары с гоготом сорвались с места и, окружив меня, толчками отделили от остальных. Каш-Данко склонил голову, как мне показалось, с вновь проснувшимся интересом.
– Останешься ты. Обменяете его на ту, которую украсит метка.
Я застыл, оцепенел в тоске. Они уходили. С сожалением, напряженные, с застывшими лицами – и все равно бросали меня, повинуясь одному короткому приказу этой твари.
«Нет. Надо сохранять здравомыслие!»
Раньше мне это почти всегда удавалось. Но то ведь было раньше. Самообладание осталось в прежней жизни, где не существовало кошмаров древности, проклятий, духов, нематериальных чудищ, живущих в телах людей, и колдовских штучек, помогающих с ними всеми бороться.
Индрик был прав. Я действительно плохо учился, будучи рарогом. Мне все еще было страшно…
Часть третья
И пламя опалило всех…
Глава двадцатая
Их трое, рожденных в пустом чреве отца Чернобога силами самой Нави – многоликой-безликой материи.
Пламя губительное, Мать матерей и Коронованный раб…
Музыка. Визгливая, непрерывная, уводящая из реальности куда‐то в дебри бессознательных и сумбурных эмоций музыка захватила власть над моим телом. Она напоминала море, которое мне доводилось видеть на картинках.
Волны мелодий бились о барабанные перепонки, пытаясь заполнить череп. Неспособные обрести покой музыканты надрывались вовсю. Каш подыгрывал им на окарине, отбивая ногой такт. Намары пустились в пляс, если так вообще можно было называть их судорожные, непонятные рывки. Жители замка растворялись во всеобщем безумии. А я не мог.
Мое единственное оружие – бесполезную секиру, проданную обманщиком‐торгашом, – забрали в тот момент, когда братья покинули неф. Теперь она лежала в куче другого оружия.
Хотя сейчас от нее все равно не было бы никакого толка. Навалившееся бессилие держало крепче самых крепких оков.
Здесь