– Время уходит, – взвыл Нигол. – Если не убить Горына сейчас, то семена не взойдут! Змеи закончат битву снаружи и вернутся! Они помешают нам!
– И чего ты от меня хочешь, пророк? – напряженно спросил Радогост, закрыв своим телом останки Рилы. Его вид красноречиво говорил, что он скорее убьет каждого в зале, чем позволит прикоснуться к костям.
– Нет выбора. Ты пойдешь туда вместо него.
Арка пыхнула невыносимым жаром. Внутри горы старый дракон заворочался в вековом сне.
Мой бывший друг и учитель окаменел.
– Обезумел? Я не могу, я… Это не моя забота!
– Лучше ты, чем этот искаженец. Иди, иначе дочь никогда к тебе не вернется, уж об этом я позабочусь!
Нигол потер перед лицом Радогоста большим и средним пальцами. Мой внутренний взор различил тонкую нить, связывающую пророка и землю с костями. Похоже, Радогост тоже ее видел. Он взглянул на меч, потом на меня.
– Прости, младой брат. Не такого исхода я хотел для всех нас, – сказал Рад блеклым, утомленным голосом и направился к проему, за которым скрывалось чудовище. Сгорбленная фигура особенно четко выделялась на фоне живой губительной тьмы. В последний раз сверкнул зелено-голубым легендарный меч. Потом их поглотила неизвестность.
Мне снова стало дурно, и я почти потерял сознание. Перед глазами все плыло. Мерзкая трехрогая гадина давила на грудь с такой силой, будто желала размазать меня по полу. С его длинных губ ниточка за ниточкой падала слюна и терялась у меня в волосах.
– Что прикажешь делать с этим бесполезным куском мяса, хозяин?
– Не знаю. Не мешай, – отмахнулся Нигол, который напряженно следил за тьмой.
– Я не уверен, что могу сдержаться. Слишком много времени прошло!
Я ощутил его желание каждой частицей кожи. Немертвие хотело меня сожрать.
«Пройти такой путь, чтобы оказаться в брюхе источника всех моих злоключений? Ну уж нет! Я ведь когда‐то умел… Надо сосредоточиться».
Руки свободно скользили туда-сюда по гладкому полу из пятнистого мрамора.
«И откуда он здесь, этот мрамор?.. Неважно. Думай, думай».
Последний сон напомнил кое о чем, что я умел делать в раннем детстве. Но с возрастом я разучился и позабыл. Мы с мамой скрывали мой талант ото всех, включая отца. Как же она радовалась, когда мне удавалось без помощи рук доставать с ветки яблоко или шишку!
Пояс с секирой валялся где‐то неподалеку. Я мог различить его боковым зрением.
Все внимание Нигола было сосредоточено на арке, за которой шел бой божественного значения. С высокого потолка непрерывно сыпалась крошка, появлялись новые трещины. Гора дрожала в приступе агонии.
«Горын проснулся? Если у Радогоста не получится убить его даже с силой волшебного меча, то мы обречены».
Наконец получилось увидеть свое духовное оружие.
Я позвал его, как звал в детстве шишки и прочие безделушки. В носу болезненно закололо. Хотя это могло быть и от невероятного зловония, вытекающего в зал клубами пара.
– Такое разочарование. Ты оказался пригоден лишь для еды. А ведь я видел в тебе угрозу…
Клыкастая челюсть потянулась к шее…
Я боялся немертвия. Несмотря на все тренировки и убеждения, я его боялся. Но свою мать я когда‐то боялся гораздо сильнее.
Секира влетела в руку, и я наотмашь рубанул ей над собой. Лезвие из марргаста рассекло трехрогому подбородок. Тварь удивленно отпрянула, не поняв, что случилось.
– Как ты?.. – Он, видимо, хотел спросить о том, как я вернул себе оружие, но не успел. Пока за стенами зала решалась судьба человечества, мы вершили свою собственную.
Удары шли один за другим.
Голова раскалывалась от боли.
Трехрогий пытался заговорить голосом Беляны, но я почти ничего не слышал и мало что видел перед собой. Когда от очередного рывка секира надломилась, он посчитал это своим шансом на спасение. Взревев, немертвие кинулось на меня, сбило с ног.
Лезвие превратило его морду в сочащиеся влагой лохмотья, срубило левый рог и выбило глаз. Я взглянул на убийцу моего лучшего друга по-новому: как на испорченную поделку ленивого мастера. Трехрогий был убог. И как легко оказалось его сломать.
Не это ли было ответом на загадки проклятого вечностью Данко? Матрицу можно разрушить лишь изнутри…
– Не знаю, как у тебя получилось, но готовься. Ты будешь страдать! – прорычал уже не совсем бессмертный монстр.
Но я не слушал. Кусочек марргаста, отколовшегося во время битвы, завис в воздухе прямо над нами. Я чувствовал его гладкие грани и острый скол с одной стороны. В нем скрывалась сила: грязная, мощная, как стихия. Человеку не стоило с такой играть.
«Как хорошо, что я не человек».
Распахнувшаяся передо мной пасть напоминала бездонную яму. Острый осколок вошел в здоровую глазницу немертвия, резким движением пролетел вдоль позвоночника и остановился там, где у Беляны когда‐то было сердце. Тварь выплюнула мне в лицо целый ковш черной крови, прежде чем рухнуть навзничь.
Монстр был мертв.
Мне не сразу удалось из-под него вылезти.
«Тяжелый, зараза!»
Подобрав обломки духовного оружия, я нашел Нигола. Он блаженно жмурился, сидя напротив арки и раскачиваясь в разные стороны. Рядом монотонно шевелилась могильная земля.
– Ты опоздал. Ничего уже не изменить. Бытие не терпит пустоты! Скоро его наполнят прекраснейшие из цветов. Цветы Чистейшего Зла, – сказал он нараспев.
Я рассмеялся вместе с ним. Мне не нужно было успевать. Я не был избранным.
Радогост вышел из тьмы, стоило телу Нигола упасть на пол с перерубленным позвоночником. Мы с наставником переглянулись. Он выглядел хуже меня: весь обожженный, покрытый едкой жидкостью, из-за которой кожа отваливалась слоями и плавился камень.
– Оно того стоило? – спросил я после томительной паузы.
– Стоило и гораздо большего, Вань…
Наставник говорил это с искренней улыбкой победителя, обнажившей все его зубы вплоть до самых дальних, устремляя взгляд куда‐то позади меня. Я ответил на эту улыбку своей, дрожащей. И снова поднял секиру.
Остров Буян покинуло в три раза меньше людей, чем туда прибыло. Среди погибших, как я узнал позднее, были Щука и несколько других близких сердцу братьев. В тот день, когда я утратил остатки веры, смаги и их союзники столкнулись с более простым, но не менее опасным злом.
Змеи окружили людей со всех сторон, хлынули из разломов и щелей непрерывным потоком, защищая родную землю.
Гибель Горына – вот что спасло всех.
Змеи словно ощутили, как пал их отец, в тот же миг утратив волю к сражению. Двое уцелевших богатырей загнали остатки змеиного гнезда глубоко под гору. Вместе с остальными выжившими они принялись изучать