Из многочисленных карманов свешивалось то, что она успела выловить из потока стихии: шерстяные носки, лупа, пакетики с семенами для рассады, запутанный телефонный провод и порванная нитка жемчужных бус.
Стоя посреди волнующейся запруды и, по-видимому, забыв об оставшемся имуществе, бабка препиралась с кем-то невидимым. Притом она постоянно смотрела себе под ноги:
– Я тебе покажу, негодяйка, как честной люд пугать да обманывать! Да я тебя на закуску пущу и твой хвост просоленный съем!.. Добра-а-а!.. Добра-то сколько попортила… Ишь чаво выдумала, не пущу я тебя никуда, и все! Не пущу, окаянная! Стой!.. – она стремительно нагнулась вперед, попытавшись сцапать крючковатыми пальцами что-то в воде, но не успела.
Показалось, что между ног старухи мелькнуло на мгновение что-то блестящее и золотое, и тонкий голосок пропел:
– Не гневайся, старче. Все, что надобно было, я тебе сотворила в высшей степени пригодности. И добро твое мигом же к тебе вернется в целости и сохранности. Но удержать меня не пытайся. Как было вымолвлено вначале, только три желания могу исполнить я. Уговор, мол. Не серчай!..
Что-то снова плеснуло в воде и исчезло, сверкнув на прощанье россыпью золотистых пластинок, похожих на крупную чешую. Навстречу мне плыл, переваливаясь боками по ступенькам, раскрытый чашей зонтик. Когда он поравнялся со мной, я заметила внутри заполненного водой купола… нет, не карася – такое не водится в наших реках, – а блестящую маленькую, размером с монету рыбку, за которой длинным шлейфом тянулся роскошный вуалевый хвост.
Подхваченное гребнями волн, которые теперь почему-то не растекались вдоль ступенек, а узким целенаправленным потоком следовали вперед, странное средство передвижения достигло промежуточной площадки между этажами и скрылось за поворотом.
– Нет, пожалуй, иногда рыбе все-таки нужен зонтик… – произнесли совсем рядом.
Только сейчас, обернувшись, я заметила, что в нескольких шагах позади меня стоял Елисей. Взгляд его был устремлен туда же, куда и мой. Это означало, что парень застал всю сцену ссоры Яги и Золотой Рыбки, от начала и до конца.
И что мне теперь с ним делать?
Может, отдать бабке на уху? Он и так слишком много видел…
Глава 7

«…Еще и это полнолуние Волка, как назло, совпавшее с шабашем на Вальпургиеву ночь. Половина населения Дома сейчас беснуется на празднике. Другая часть в таком состоянии, что к ним лучше не подходить. Все равно толку мало. И что мне теперь с этим делать?..»
От размышлений меня отвлекло легкое подергивание за рукав. Елисей стоял рядом. Когда я вскинула голову, взгляд уперся куда-то ему в подбородок. Парень смотрел на меня сверху вниз, словно подозревал в очень плохой шутке, и вид его был серьезным, даже каким-то насупленным. Осмелел, что ли, пока в застенке сидел?..
– Не знаю, где я оказался, но мне понадобится твоя помощь, – сказал он, как мне показалось, через силу. – Мне домой надо.
Ну, ясно солнышко! Тут к гадалке не ходи, понятно, что оставлять его здесь никак нельзя!.. К гадалке… Я почувствовала, как в голове, словно лампочка, зажглась идея. Если кто-нибудь знает о Доме больше всех, так это именно она. Так мне, по крайней мере, казалось.
– Пошли, – я схватила Елисея за рукав и увлекла за собой вверх по ступенькам. Через несколько минут мы уже стояли перед порогом квартиры гадалки.
Пальцем я нетерпеливо вдавливала в стену кнопку дверного звонка. Это была третья дверь по счету, рядом с которой мы успели постоять. Для успокоения совести я даже несколько раз позвонила в ту, что находилась между одиннадцатым и двенадцатым этажами. Елисей удивленно поглядывал на меня, но молчал. И на этом спасибо.
Трель за стенкой отдавалась глухо, гулко, словно со дна стеклянной банки. Никто не отзывался. Странно… В такую ночь обычно не спят, а занимаются делами. Что же ей еще делать, кроме как принимать посетителей?..
В тот момент, когда я уже в отчаянии подумала, что ждать нечего, дверь тихонько скрипнула и приотворилась ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель можно было разглядеть часть подъезда.
– Живые? – осторожно спросил женский голос, рукой придержав дверь изнутри.
– Живые, – немного опешив, отозвалась я.
– Тогда подождите, я волосы соберу…
Дверь снова захлопнулась.
Минут пять в квартире не раздавалось ни звука, я даже успела подумать, что про нас опять забыли, когда дверной замок наконец снова зашуршал и послышалось негромкое «входите».
Мы вошли. Коридор, тускло освещенный красноватой лампочкой, тонул в туманном полумраке. Слева от двери висело большое круглое зеркало в бронзовой тяжелой раме и расположились несколько трехрожковых подсвечников. Свечи были потушены. А жаль.
Наткнувшись в темноте на вешалку для одежды, я отскочила назад, едва не наступив на ногу Елисею. Парень поймал меня за локоть, а потом нащупал в темноте мою ладонь и крепко, успокаивающе сжал пальцами.
– Какое гадание вас интересует? – мелодичным глубоким голосом поинтересовалась хозяйка. Она стояла поперек прохода в комнату. Справа от нее находились несколько дверей, оклеенных плакатами с изображениями линий на ладонях и всякими хиромантскими знаками, зонами и точками.
На самой гадалке было длинное белое платье из льна, со свободными рукавами и кружевной вышивкой по вороту. В таком могла летать панночка из гоголевской повести. Поговаривали, она и летала. Вопиющий, между прочим, случай с точки зрения дисциплины. Даже собрание по этому поводу созывали.
На голове ведьмы красовалась косынка, практически полностью скрывавшая под собой волосы. Только несколько жестких темных прядей выбивались из-за уха тугими змееподобными жгутиками. При движениях головы хозяйки казалось, что они тоже шевелятся, причем как-то сами по себе.
– Да мы, собственно, только хотели…
– Проходите в приемную, я сейчас подойду, – кивнула ведьма на дверь рядом с собой, а сама скрылась за звенящей бисерной занавеской. – Нужно поставить чайник. Чайное гадание – одно из самых действенных… – у нее были тихий воркующий голос и глаза с бледной, как пленочка век у змей, поволокой.
Мы толкнули дверь и прошли в комнату. Маленькое помещение с первого взгляда казалось практически пустым, только голые стены и пол, внахлест заваленный разнокалиберными пестрыми коврами. Множество цветных подушек с узорами и кистями были хаотично разбросаны тут же, под ногами. Кроме крошечного низкого стола в восточном стиле в центре комнаты, мебели здесь практически не было.
Лишь на длинной скамейке, стоявшей у дальней стены, кто-то спал, укрывшись клетчатым лоскутным одеялом. Были слышны храп, причмокивание и неразборчивое сонное бормотание. Возле окна