Я вскинулась, резко обернувшись к лестнице.
С площадки верхнего этажа, минуя перила и проскальзывая мимо ступенек, с шумом обрушивался голубой, как море в сказках, поток воды, увлекая пенящимися волнами крошки, пыль, несколько придверных ковриков и чьи-то резиновые тапочки, похожие теперь на странных ленивых рыб.
Вода устремлялась вниз каскадом, на поворотах лестницы образуя стремительно бурлящие водовороты. Та часть ее, что попадала на пол пятого этажа, не успевала растекаться и испарялась с еле слышимым шипением. В воздухе мгновенно стало душно, как будто содержимое канистры выплеснули на раскаленную сковороду.
Гомон и шум наверху не собирались утихать, но сквозь прочие голоса я вдруг явственно расслышала один, по пронзительности схожий с вопящей сиреной:
– Заливают! Заливают! – звук доносился не с верхнего этажа, а совсем рядом.
Внезапно мимо, пыхтя и грохоча пустыми ведрами, пронесся на всех парах переплетенный шеями трехголовый сине-зеленый полосатый змей. Из гребенчатых голов с разинутыми пастями вырывались снопы пламени, длинный хвост с пикой толстым удавом волочился позади, балансируя на крутых поворотах.
Я отпрянула и вжалась спиной в стенку.
Не обратив на нас никакого внимания и продолжив поднятый кавардак, чудовище вдруг подпрыгнуло, вытянувшись в воздухе дугой, и как нож в масло прошло сквозь тяжелую деревянную дверь с табличкой.
Видимо, побежало спасать от сырости свои накопленные тысячелетиями запасы…
Только теперь, кажется, до моего попутчика окончательно дошло, что все происходящее мало похоже на съемки художественного фильма. Выпучив от изумления глаза, парень медленно покачнулся в сторону, словно намеревался в любую секунду грохнуться в обморок, и стремглав рванул к лестнице, грохоча по ступенькам и спотыкаясь.
«Дурень! Ты куда?! Там же еще хуже!..»
Дернувшись, я с глухим хлопком выскочила из стены и кинулась следом, на ходу приобретя материальный облик.
На нижнем этаже я застигла беглеца. Похоже, вид меня, с бешеным видом вынырнувшей словно из ниоткуда, застал парня врасплох, заставив остановиться.
– Ты кто?.. – глухо спросил он, отчаянно заскользив взглядом по стенам в поисках лазейки для побега.
Ага! Не на ту напал. Не уйдешь!
– Пришла выесть твои мозги и высосать печень!.. Точнее, наоборот… – нервно засмеялась я. Признаться, должного эффекта шутка не возымела.
Человек смотрел на меня странно: будто много раз в жизни видел на страшных картинках в книжках, а теперь я явилась перед ним реальным воплощением детских ночных кошмаров. Стало обидно. Я вообще-то очень даже симпатичная…
– Нечисть болотная, нечисть подколодная… – забубнил он нараспев, точно древнюю молитву, и попытался обмахнуться каким-то нелепым, явно старообрядческим жестом, отгоняющим от души нечистую силу.
Сдалась мне твоя душа!
– Не сметь! – я схватила паренька за плечи, с размаху впечатав его в стену. Серо-салатовая краска едва различимо прогнулась и заклокотала, почуяв живую энергию. Дом не любил чужих вторжений. На протяжении многих сотен лет единственными, кто сюда забредал, были лишь кошки, лунатики да проваливающиеся на обратную сторону Дома когда-то любимые, но забытые людьми вещи.
Подвеска-ящерка на моей шее завозилась, выгнувшись дугой, и заскребла воздух лапками с крошечными коготками.
Мое альтер-эго.
– К-куда я попал?.. – сдавленным шепотом спросил парень. Он больше не пытался ничего сделать, даже пошевелиться, только весь съежился под моими руками, словно желал сделаться незаметным.
Я оглянулась. Вход на четвертый этаж с лестницы был перегорожен раздвижной металлической решеткой, простирающейся от пола до потолка и замурованной глубоко в стены.
За решеткой взгляд упирался в массивную каменную кладку, как в старых крепостных сооружениях. В отличие от других этажей, на этом не было ни единой двери – натуральной или вымышленной.
Коридор непрерывным тоннелем убегал за поворот, и разглядеть что-либо за ним оказывалось нереальным. В крупных металлических скобах на стене чадили факелы.
Поговаривали, здесь до сих пор проводили настоящие рыцарские турниры. Правда, ни самих рыцарей, ни турниров я за время проживания в Доме так ни разу и не увидела. На полу какой-то несуразной кучей валялись щепки, колья, сломанные копья, латы, фрагменты лошадиной брони и гигантские заржавленные шестеренки. Кажется, это были детали подъемного механизма, пришедшего в негодность пару столетий назад да так и оставленного.
– Ты кто? – его растерянность, по-видимому, начала передаваться и мне. В горле неприятно запершило и заскребло. А может быть, дело было в застоявшемся мускусном запахе, витавшем на этаже.
В голове вертелась одна-единственная насущная мысль: «Что делать? Что будет, если его здесь кто-нибудь увидит? Это же не по правилам, люди не могут проникать в Астрал!..»
– А-лексей… – голос дрожал.
В перерывах между слогами парень беззвучно открывал и закрывал рот, ловя воздух, и изредка кидал испуганный взгляд на прикованные к стене рядом с нами рыцарские латы. Внутри действительно что-то подрагивало. Летучие мыши. Или кто еще завелся.
Елисей… Много же мне это информации дало…
Я прислушалась к звукам над головой. Возня на шестом походила на гул пчелиного роя в улье. Что же там такое, интересно?..
– Хамелиона Обскурия. Сиди здесь, и чтоб тихо! – я спиной вперед запихнула Елисея в прикрытую тенью нишу в стене.
Ниша оказалась глубокой и узкой, в дальнем углу что-то зазвенело и забряцало. Доспехи они там хранят, что ли?.. Под ноги посыпались ржавая пыль и труха. Оно же и лучше: может, засыплет его там чем, и видно не будет.
Подцепив за рукоять прислоненную к стене палицу, я доволокла ее до ниши и сунула Елисею в руки. Тот чисто машинально схватил переданное. По бледности он походил сейчас на призрака. Авось сойдет за своего…
– Жди, – сказала и сама растворилась, поддавшись желанию сбежать если не совсем далеко, то, во всяком случае, надолго.
На шестом этаже мне открывался непривычный вид. Ближайшая к лестнице квартирная дверь была распахнута настежь. Через ее порог, словно заколдованный, лился нескончаемый поток воды.
Судя по уровню затопления в самой квартире, во всех комнатах стояло озеро разливанное. Откуда-то из глубины доносились плеск и шум обрывающейся с высоты струи, словно кто-то выкрутил до отказа водопроводные краны.
Временами среди общего шума из квартиры доносился булькающий раскатистый голос, заискивающий:
– Ма-а-арфушка, русалка моя, вернись!.. Оставь ты эту чертовку!..
На пороге, уперев руки в боки, покачивалась насквозь древняя морщинистая старушонка – крючковатая, сухая, как тростник, и едкая, как редька. На ней был кособокий зипун с меховой оторочкой. Сморщенный, как древесная кора, лоб украшал золотой обруч с каменьями.
Одной рукой старуха подтягивала к груди длинный подол платья, другой размахивала