Демон ткнул корявой лапой в остолбеневшего Марка. Внутри у того всё покрылось ледяной коркой от страха.
– Зачем он тебе нужен? Я хотела выгнать их отсюда! – с раздражением рявкнула Идзанами.
– Госпожа, в честь нашей долгой дружбы окажите милость Фуйдзину. Одиночество замучило, – поклонился огненный демон, кровожадными глазами следя за Марком.
– Господин, пощадите его! – заголосила Каори и упала на колени перед демоном. – Прошу вас, господин! Он ещё ребёнок и хочет вернуться домой к матери.
Он ударил её в грудь лапой и брезгливо скривился:
– Не смей перечить Фуйдзину! Нравится, и всё тут!
Тогда Каори бросилась к Идзанами с криками «помилуйте, госпожа» и «сейчас же отправьте его наверх». Марк ощущал себя как на спектакле. Он будто не понимал, что всё это происходит на самом деле. Его нервный переливчатый смех заставил всех замереть в изумлении.
– Хватит! Пошла вон! – рыкнула Идзанами и одним взмахом руки избавилась от Каори.
Девушка обернулась полупрозрачным, светящимся золотом туманом и растворилась в воздухе.
– Он твой, – устало прошептала повелительница и добавила: – Да, тяжкая судьба у тебя, Марк Хейз. – И ушла прочь.
Марк даже не думал бежать. Какой смысл? Он так хотел покинуть Вудвэл. Ну что ж! Мечта исполнилась, правда, неожиданным образом. Фуйдзин довольно заулыбался и дыхнул на Марка кроваво-красным пламенем.

Каори стояла на берегу и с ненавистью смотрела на белоснежную трёхэтажную виллу «Хару но яма-кадзэ». «Горный весенний ветер». Волны ударяли Каори в голени, обёртывая кожу пенным кружевом, и вновь убегали, подгоняемые горным весенним ветром. Хару но яма-кадзэ!
Она была почти без одежды, если не считать убогой ветхой тряпицы, что едва прикрывала бёдра.
– Я – человек, я – человек, я – человек, – без конца повторяла, смакуя эти слова на языке. Терпкие со сладковатым вкусом. Как же долго она этого ждала!
Каори вздрогнула и направилась к тропинке, ведущей в сад. Сил не было. Болела каждая частичка тела. Слишком глубоки раны, видимо, повреждены внутренние органы. Но сейчас требовалось собраться и выполнить задуманное.
Возле пруда Каори встала на колени перед каменной скульптурой божества, убивающего дракона:
– Великий Сусаноо, благодарю тебя. Ты исполнил моё желание. Обращаюсь к тебе в последний раз. Наполни меня крепостью, чтобы довести дело до конца. Весенний горный ветер, как ты прохладен!
И хотя она шла довольно быстро, Каори старалась запомнить каждое ощущение: запах цветов, плеск воды, сырость мхов, покалывание острых камешков о загрубелую кожу ступней. Что-то пронеслось мимо её лица, задев щёку нежным трепетанием крыльев. Голубая стрекоза. А в ладони зажата бронзовая. Как приятно согреваться под солнечными лучами, как чудесно слышать шелест листвы!
Взойдя на крыльцо виллы, Каори услышала пение, которое доносилось из полуоткрытого окна гостиной. Величественное, божественное, неповторимое. Этот голос мог принадлежать только Митсури. Она заткнула уши пальцами, потому что знала: песня поднимет в ней давно забытые чувства и лишит воли. Миновала гардероб, коридор и распахнула дверь в гостиную.
Нацуми и подростки сидели на полу со стеклянными кукольными глазами. Митсури испуганно обернулся. В его руках блеснул нож с длинным лезвием. Он перестал петь и тряхнул головой. Не верил увиденному.
– Что с тобой такое? Ты была в Стране Жёлтых Вод. Где мальчишка? Прячется? Пусть выйдет ко мне и посмотрит, как я перережу горло его друзьям! Я знаю, вы что-то задумали. Предупреждаю, всем им несдобровать, – сквозь зубы процедил Митсури.
Каори молча сделала несколько шагов вперёд.
– Не подходи ко мне! Ты вновь стала человеком, так что я с лёгкостью прикончу тебя. Где мальчишка? Где мальчишка? Отвечай! Чтоб тебя сожрал гюки! – бесновался Митсури, размахивая ножом. Слюна пенилась в уголках рта, глаза блестели нездоровым блеском. Он стоял у края черты. Ещё шаг – окончательно свихнётся.
Каори поглядела на Нацуми, которая потихоньку приходила в себя, и прошептала одними губами: «Я – человек», – а потом прыгнула на Митсури и повалила того на спину. Приложилась ладонью ко лбу. Стрекоза зашипела, будто кусок мяса, брошенный на горячую сковороду. Митсури обречённо завыл. Его кожа потемнела, истончилась и рассыпалась миллиардом крупинок. И прежде чем Каори провалилась в тягучий мрак, перед внутренним взором появился образ старика, лицо и шея которого сплошь покрылись глубокими морщинами и коричневыми пятнами. Он поставил на землю деревянный ящик с длинным пеньковым ремешком и, обернувшись, покачал головой: «Каоритян, непоседа, пойдём уже домой».
Каори лежала на кучке пепла, с покатого склона которого скатился бронзовый кулон. А потом началась суета и миллион вопросов, на которые она уже не могла ответить.
– Где Марк?
– Что это было?
– Де Люка сгорел?
– Осторожно! В её животе нож!
– Господи, сколько крови!
– Отойдите в сторону! Всё! Мы больше ничем не можем ей помочь.

Глава 14
Мамочка! Я написала вам сотню писем, но ни одно не отправила. У меня была тысяча возможностей, но я не воспользовалась ни одной. Вот о чём вы спросите меня при встрече. Я не знаю, что на это ответить, поэтому прежде всего выслушайте мою историю с самого начала.
Вы научили меня жить для других и многократно повторяли: «Юки, доченька, смысл жизни заключается в служении людям». Я поверила вам, мамочка, и от чистого сердца служила своим ученикам, а они ласково называли меня старшей сестрой. Была ли мне нужна собственная семья? Скорее нет, чем да. Я наслаждалась каждым днём работы куратором в коррекционной школе для подростков с нарушением слуха.
Эдгар появился из ниоткуда. Импозантный, умный, знающий о мире значительно больше, чем я, в совершенстве владеющий языком жестов. В узких кругах знали, что я писала неплохие рассказы. Эдгар хотел, чтобы я отредактировала какой-то текст, и назначил мне встречу.
Он привёз меня, одурманенную и туго соображающую, в дом на окраине незнакомой деревушки. Решётки на окнах, массивная входная дверь – я попала в тюрьму. Эдгар ука зал на компьютер и приказал писать книгу. За последующие несколько недель я разбила два других компьютера и ещё три ноутбука. Но он неизменно являлся с новыми.
Эдгар не трогал меня, приносил вдоволь еды, свежие газеты и книги. Поначалу я пыталась сопротивляться, мамочка. Дралась, придумывала ловушки для моего тюремщика, но через полгода тщетных попыток сдалась.