— Война никого не красит, — покачал я головой.
— Ну да, никого… Так вот, пригнали в лагерь. Поселили как скот в загоне, кормили чуть не одной баландой, а работу заставляли делать самую тяжелую. А потом… потом началась эта цирковая подготовка к ихнему фильму. Говорили, сам фюрер сценарий придумал! Хотели снять, как эти «недочеловеки» из-за еды друг друга готовы разорвать. Чтобы всему миру показать, какие они, мол, низшие, и какие немцы — культурные и благородные. И вот настал этот самый день. В лагерь вся эта богатая публика наехала — съемочная группа, начальство… Говорили, даже сам Геббельс пожаловал! Стоят такие все лощеные, нарядные, перед камерами красуются. По сценарию, должен был грузовик с хлебом подъехать. Немец-актер, красивый такой, парадный мундир, все дела, должен был бросить в толпу этот хлеб, а пленные азиаты, обезумевшие от голода, должны были драться за него, как звери. А благородные солдаты — их разнимать. Ну, чистое кино! Только вот «кина» у них, знаешь, не вышло.
— Что так? — спросил я, уже заранее зная ответ.
— Ах, вот это был момент… Это надо было видеть. Когда эта буханка хлеба упала в середину загона — все замерли. Тишина стояла гробовая. Ни крика, ни давки. Все эти изможденные люди просто молча проследили за ней глазами. И потом… потом из толпы вышел один, самый молодой, почти мальчишка. Подошел к этому хлебу, поднял его… знаешь, не схватил, а бережно, как что-то священное. Он его даже к губам поднес, поцеловал. И отнес — самому старшему из них. Самому седому и немощному. И они все, понимаешь, сели на землю, по-своему, по-восточному, кругом. И старый стал этот хлеб делить. Не разрывать, а отщипывать аккуратно по маленькому кусочку, и передавать дальше. По цепочке. Каждый получил свою крохотную часть. А самый последний, самый маленький кусочек… съел сам старик. Всё. Тишина. Ни одной драки, ни одного кривого взгляда. Представляешь? Весь этот план фюрера… весь пропагандистский фильм — разбился вдребезги об обычное человеческое благородство. О достоинство, которое голод и смерть не могут сломить. Ну, а дальше… Дальше, конечно, последовала расправа. После такого позора их нельзя было оставлять в живых. В апреле сорок второго, это было… всех этих узбеков вывели в лес неподалеку и расстреляли. А эти наши педантичные немцы, которые обычно всё до последней бумажки протоколируют, тут постарались уничтожить все следы. Все документы, все упоминания об этом провале. Словно этого и не было вовсе. Но знаешь, некоторые вещи в документах не запишешь. Это видели многие. И такое… такое не забывается. После такого мой отец наотрез отказался снимать для «великого фюрера», — с горечью в голосе закончила Марта.
На её щеках две слезинки прочертили дорожки. Они прошлись по коже и спрятались под воротничок платья. После этого Марта, словно стесняясь проявления своих чувств, тихо вытерла глаза платком и улыбнулась:
— Вот такое вот было. Вот таких вот людей я бы хотела увидеть и посмотреть, как они живут сейчас.
— А как они живут? Сейчас открываются новые школы, детские сады, строятся больницы, профилактории, а также санатории для рабочих. Внедряются постепенно новые технологии, облегчающие жизнь, — улыбнулся в ответ. — Ведь миллионы советских граждан эвакуировали в Центральную Азию от наступающих фашистов. Их там приняли как родных! И многие остались, чтобы помогать строить коммунизм вместе.
— Да? Всё хорошо у них сейчас?
Я снова улыбнулся. На этот раз несколько через силу.
Ведь именно в семидесятые года началось распространение американской капиталистической гнили на Ближний Восток. Тогда начали засылать людей, которые занимались антисоветской деятельностью и раскачивали существующий строй.
И до того раскачали, что благодушный, дружелюбный Восток неожиданно взбрыкнул и встал на дыбы. А потом на нас, на русских, вся эта «братская» Азия внезапно рыкнула. Те, кого мы за людей держали, кого кормили-поили из своей руки. «Старшие братья»… Хрен вам, а не братья. В девяностых это и показали. Помню, как из тех республик пошли жуткие вести. Резня. Наших там тысячами резали, насиловали, грабили. В один момент русские сравнялись в положении со скотом. А мы тут, в своей же стране, ничего поделать не могли. Москва сдулась, контроль потеряла. И понеслось… Этот бардак на Кавказе, эта вакханалия в Средней Азии — всё оттуда, из этой первой слабости. Когда показали, что на нас, на русских, можно плевать.
А ведь мы их никогда не угнетали! Ни при царе, ни при Советах. В Империи любой инородец мог стать своим — был бы человеком. Немец, татарин, грузин — все могли русскими стать. А при Союзе? Мы им алфавиты выдумывали, школы строили, целые университеты! Заводы им поднимали, инфраструктуру — на свою деревню забив, последние силы отдавали. Развивали их культуру, которую они сами без нас и не знали как. А они… они нам за это нож в спину воткнули, когда своя рубаха к телу оказалась.
Пока что мы кто? Пока что мы все: и русский, и грузин, и узбек — один советский народ. Суперэтнос создали! Не верится? А спроси у любого, кто в Союзе жил. Ты сначала был советский человек, а уж потом разбирались, кто откуда. Нас Победа сплотила, в одном окопе сидели. И потом — стройки, целины, космос… Грандиозные задачи, которые плечом к плечу решали.
А Западу это на фиг не упало! Им и их подпевалам тут, внутри, эта наша дружба как кость в горле стояла. И дождались-таки своего.
Приполз этот Горбач с его «гласностью». И что? А то, что дружбу народов как программу с телевизора, взяли, да и выключили. И сразу же завыли на всех углах, что мы, русские, все им должны, всех угнетали. Это ж западные спецслужбы, по-геббельсовски, уши этим наивным, хотя и гостеприимным азиатам промыли! Русофобию, как заразу, запустили.
Американцы местных князьков деньгами обложили, национализм этот самый, по самое не хочу, раздули. Стали вдалбливать, что Союз — «тюрьма народов»! А то, что мы им заводы, города, науки подняли — это не считается. Все беды, мол, от «москалей». И понеслось: «Хватит кормить Москву!»
И пообещали им эти заокеанские «друзья» каждому своё ханство, лишь бы Кремля не слушались. Раздербанили великую страну на банановые республики.
Запад всё изнутри подточил, сука, чтобы развалить нас. А наши либералы-предатели? Они в ту же дудку дудели! Когда наших, русских, на окраинах начали резать, дома жгли