Потому что та деятельность, которую я развил, не должна была остаться без внимания. Вряд ли политические деятели низшего звена, к которым наша группировка подбивала клинья, не сообщат куда следует. Да, сам я не светился, но моё лицо вскоре должно было проявиться на горизонте. Меня должны были выследить и поэтому я решил сделать упреждающий шаг.
Я решил сам пойти на встречу с разведкой ГДР, именуемой «Штази». А конкретно к двум агентам, работающим под прикрытием почти на самой верхушке властных структур.
Поэтому в один из вечеров я постучал в коричневую дверь дома небольшого городка Саарбрюккен. Стоял перед ним в форме почтальона. Даже усики приклеил по такому поводу. И очки надел. Ну, прямо шпион в чистом виде. Хорошо ещё, что меня в это время не видел Семён Абрамович — обхохотал бы с ног до головы.
Сам домик аккуратный, чистенький. Прямо-таки как с картинки. С клумб небольшого палисадника на меня устало взглянули отцветающие ноготки. Стоящий рядом клён приветливо швырнул жёлтый лист. Словно протянул пятерню для рукопожатия.
— Кто там? — прозвенел женский голос за дверью.
— Добрый день. Для господина Гийома посылка! — ответил я так, как будто эта передача посылки была самым важным делом в моей жизни.
Дверь открылась и на пороге возникла фрау среднего возраста. Кристель Гийом. Не скажу, что красавица, да и симпатичной трудно назвать. Кухонный фартук испачкан мукой, на голове алюминиевые бигуди, руки старательно вытираются о тряпку.
— Я его жена. Можете мне передать, — ответила она и протянула руку.
— К сожалению, нет, фрау. Эту посылку я должен передать лично, — покачал я головой.
— Но, не съем же я её. И к тому же, могу расписаться где нужно, — Кристель сдвинула брови.
— Уверен, что не съедите, — улыбнулся я во всю свою почтальонскую широту, — но инструкции есть инструкции. Требуется личное вручение и кое-какие формальности. Служба, понимаете ли.
Я потряс кожаную сумку, висящую через плечо, будто в подтверждение своих слов. Внутри зашуршали бумаги, позвякивала какая-то мелочь. Сыграть роль рьяного служаки, для которого устав важнее здравого смысла — лучший способ вызвать раздражение, но и уважение к процедуре.
Кристель Гийом тяжело вздохнула, оценивая мою непоколебимую глупость. Мука на фартуке казалась символом всей её обыденной, до боли нормальной жизни, в которую я сейчас вламывался.
— Ну, подождите тут. Гюнтер! — крикнула она через плечо вглубь дома. — К тебе! Какой-то очень педантичный человек с посылкой!
«Педантичный человек» — что ж, неплохая характеристика для маскировки. Я терпеливо стоял на пороге, рассматривая щербинку на медном дверном молотке. Изнутри донёсся звук отодвигаемого стула, неспешные шаги. И вот в проёме возник он — Гюнтер Гийом. Человек с лицом чиновника и душой разведчика. Взгляд умный, цепкий, сразу же окинул меня с ног до головы.
— В чём дело? — спросил он спокойно, окидывая меня беглым, но пристальным взглядом. Его глаза задержались на моих начищенных до блеска ботинках — отметил странную деталь для простого почтальона.
— Господин Гийом? — переспросил я, делая вид, что сверяю его с неким мысленным образцом. — Для вас. Срочное и конфиденциальное.
Я протянул ему не посылку, а простой коричневый конверт без марки и обратного адреса.
Гюнтер взял его без колебаний, но пальцы его сжали уголок бумаги так, что побелели костяшки. Он вскрыл пустой конверт, заглянул в нутро. Непонимающе перевёл на меня взгляд.
— Что это? Какая-то шутка?
— От общих друзей с Востока, — так же тихо ответил я. Слова прозвучали неестественно громко в тишине прихожей. — Мне нужно пять минут вашего времени. Ради безопасности двух людей по имени Анита и Ханзен.
Их секретные позывные подействовали как удар током. Его глаза сузились, маска обывателя треснула, и на мгновение я увидел слегка растерянного профессионала, который годами водил за нос целую федеральную разведслужбу. Впрочем, спустя пару вдохов он взял себя в руки и улыбнулся.
— Кристель, дорогая, — не оборачиваясь, сказал Гюнтер, — поставь, пожалуйста, чайник. И принеси нам остатки торта. У нас гость и неизвестно, насколько он задержится. Хотя, если вы немного подождёте, то как раз будете иметь шанс отведать вкуснейшие пироги Кристель.
— Буду счастлив попробовать это произведение кулинарного искусства, — улыбнулся я в ответ.
Он отступил на шаг, приглашая меня войти. Коричневая дверь закрылась за моей спиной, отсекая мир кленовых листьев и увядающих ноготков. Я был внутри. Первый, самый опасный шаг был сделан. Теперь предстояло самое сложное — заставить его поверить и довериться.
Мы прошли в небольшую гостиную.
Мы прошли в небольшую гостиную, уставленную добротной, но неброской мебелью. На полках книжного шкафа аккуратные ряды книг в одинаковых переплетах, на стенах висят безликие пейзажи. Идеальный интерьер для человека, не желающего привлекать внимания.
Вошла Кристель, поставила на низкий столик поднос с чайником и двумя скромными ломтиками торта. Ее взгляд, колючий и недоверчивый, скользнул по мне.
— Спасибо, дорогая, — сказал Гюнтер с теплотой, которой, казалось, не было места в этой напряженной атмосфере. — Мы сами справимся.
Она ушла, бросив на прощание взгляд, полный немых вопросов. Дверь в прихожую притворилась не до конца.
Я взял свою чашку, поднес к лицу, будто наслаждаясь ароматом, и тихо, почти беззвучно, прошептал:
— Позвольте выразить восхищение вашей работой и вашей преданностью Родине. Вы совершили огромный и неоценимый подвиг для блага народа.
Гюнтер не дрогнул. Он отломил кусочек торта вилкой, поднес ко рту.
— Вы кто? — так же тихо спросил он, глядя на свою тарелку. — И что вы знаете?
— Можете называть меня Мюллер. Всего лишь обычный человек по фамилии Мюллер, который предлагает вам и вашему начальству руководство над большой группировкой организованных и мотивированных людей. Вы её знаете под названием «Фракция Красной Армии».
— Вот так вот сразу? И я должен вам поверить с бухты-барахты?
— Что же, тогда позвольте мне рассказать вам одну историю… Позвольте мне рассказать. На дворе стоял пятьдесят пятый год, канун Рождества. Западный Берлин. Представьте себе: глубокая ночь, и в квартире бургомистра Вилли Брандта раздаётся телефонный звонок. Супруга его покоится сном, и он, дабы не потревожить её, на ощупь, босиком пробирается в гостиную. Поднимает трубку… и слышит старческий голос, торопливый, словно гонимый ветром. «Герберт, мой старинный друг, поздравляю с Рождеством… — говорит незнакомец. — Голос мой, быть может, и стёрся в памяти за пятнадцать лет… Но стоит тебе вспомнить пустую пивную бочку в подвале моего дома, и всё прояснится. Молю тебя, не произноси моего имени… Ты понимаешь… Я звоню из автомата…» И здесь, осмелюсь заметить, в дело вступает та самая шестерёнка