Она выбрасывает ногу вперед, взмахивая ею в голубом воздухе, касаясь пальцами облаков.
– Ну, я только недавно начала с ними дружить.
– Почему недавно?
– Они не знали, как ко мне относиться. – По тому, как она это говорит, я догадываюсь: она повторяет сказанное ей кем-то из подружек. Наверное, той самой Мередит. Конечно, мне не стоит ненавидеть девятилетнюю малявку, но я все равно злюсь.
– И почему же? – спрашиваю я нейтральным голосом.
– Они… не понимают, кто я. – Голос Эмили тоже нейтральный, но чем больше она говорит, тем тише он становится. – В моем классе есть девочки, которые говорят друг с другом только на кантонском, и их семьи дружат с детского садика. И есть другая группа, преимущественно американцы и канадцы, и они не особо дружат с китайской компанией. А я не… – Она почесывает локоть. – Видимо, я не похожа ни на кого из них.
Мы замолкаем. Парковка уже почти свободна: длинная, пустая серая полоса. И по-прежнему не видно ни знакомого капота, ни лица.
– Это сложное слово, – говорю я спустя некоторое время. – «Преимущественно».
– Мы должны учить десять новых словарных слов каждую неделю. Домашка по английскому. Еще я выучила слово «дихотомия».
– Мило.
– Угу. Правда, я не знаю, что оно означает.
– Поймешь, когда повзрослеешь, – уверяю я ее. – Или… или, по крайней мере, будешь лучше притворяться, что понимаешь.
Она сдувает с лица выбившуюся прядку.
– Надеюсь. Может быть, я найду свою Зои.
Я выдерживаю паузу.
– Что?
– Ну, знаешь, лучшую подругу, которая всегда будет рядом и останется со мной, что бы ни случилось. Как ты и Зои.
– Ой. Эм-м… угу. Верно. – Но в моем голосе звенит осколок сомнения, и именно это – само сомнение, моментальный спазм в груди – беспокоит почти так же сильно, как необычно короткие сообщения, которыми мы недавно перекидывались, или все ее новые фото в «Инстаграме» вместе с этой новой девочкой по имени Дивья, или то, как подруга стала отмечать других одноклассников на мемах, а не меня. Я достаточно часто проходила через это с друзьями из старых школ, чтобы не знать, как это обычно бывает. Как ежедневные сообщения превращаются в еженедельный обмен информацией, затем в болтовню ни о чем раз в месяц, затем исчезают совсем.
Но это же Зои. Та, кто продержалась дольше всех. Та, кто знает меня лучше, чем кто-либо другой. С каких это пор я начала сомневаться в прочности нашей дружбы?
Прежде чем мои мысли закручиваются еще сильней, я возвращаюсь к разговору.
– Эй, ты ведь… расскажешь мне, правда? Если кто-нибудь из твоего класса тебя прогонит или скажет что-то плохое.
– Если расскажу, что ты сделаешь?
Она говорит это не злобно, не с вызовом; скорее безразлично, будничным тоном, от которого мое сердце сжимается в узел.
– Врежу им, – твердо решаю я.
– Серьезно? – Эмили смотрит на меня с легким недоверием. – Без обид, Цзе, но ты даже таракана не можешь прибить без воплей.
– Ну, во-первых: тараканы мерзкие, и они не вправе так отвратительно хрустеть, когда их давишь. И во-вторых, да, серьезно. Я это сделаю. – И я бы правда сделала. Ради нее.
Эмили обдумывает мои слова, затем спрыгивает на землю, отряхивая сахар с ладоней.
– Тогда расскажу. Наверное.
Наш разговор прерывается приближающимся ревом двигателя, и школьные ворота со скрипом открываются, чтобы впустить машину нашего водителя. Он притормаживает, подъезжая к нам – двум единственным ученикам, оставшимся в кампусе, – с опущенными передними стеклами; изнутри вырываются поток холодного воздуха и бормотание какого-то китайского ток-шоу из динамиков.
– Простите, – кричит Ли Шушу, наклонив в окно лысую голову. – Пришлось забирать вашу маму с совещания. В пробке застрял.
– Все в порядке, – отвечаю я.
Пока Эмили бежит забрать с травы наши школьные сумки, чье тканевое дно теперь покрывают влажные зеленые пятна и бурые разводы, я держу дверь машины открытой. Протягиваю свободную руку сестренке и киваю:
– Давай. Поехали домой.
Глава десятая
Хотя это последнее, чего я хочу после игры в ти цзяньцзы, на следующий день я прихожу, и даже вовремя, на первую официальную «тренировку химии». Выяснилось, что Кэз не шутил насчет «альтернативного средства передвижения».
– Ты ездишь на этом? – спрашиваю я, уставившись на мотоцикл размером с лошадь, прислоненный к воротам нашего жилого комплекса. Выглядит это как нечто, на чем охотно ездил бы мафиози или что мог бы купить – в попытке справиться с кризисом среднего возраста – сорокасемилетний миллиардер. Большая часть монстра, от колес до кожаных сидений, глянцево-черная, лишь по бокам стекают огненно-красные разводы. Едва ли этот вид транспорта – первое, что ожидаешь увидеть субботним утром или что приходит на ум, когда тебя приглашают посетить любимую цзяньбинную.
– Красивый, правда? – спрашивает он. Вопрос риторический, потому что Кэз гладит сиденье с большей нежностью, чем партнершу во время откровенной сцены.
Я смотрю на своего лже-парня с его обаятельной улыбкой и непринужденной позой. В отличие от меня, он, похоже, вообще не помнит о вчерашней унизительной игре. Что, в принципе, типично для него – для нас. Он занимается своими делами, не парясь ни о чем, в то время как я сижу и обдумываю каждый наш разговор и удивляюсь, почему мне все не дается так же легко.
– Вау, – сухо говорю я, делая робкий шаг к чудовищному черному зверю. Он даже крупнее, чем показалось вначале.
– Что?
– Ты… не из тех парней, которые дают имена своим мотоциклам, правда? И говорят о них в женском роде? – Когда Кэз не отвечает сразу же, а просто смеется и закатывает глаза, я скрещиваю руки на груди. Мой ужас преувеличенный, но не фальшивый. – Ты из них, не так ли?
Он быстро, легко забирается на сиденье и смотрит на меня, приподняв брови.
– Ты бы сочла это нарушением условий сделки?
– Да. Боюсь, это стало бы веской причиной бросить тебя. Особенно если это имя вроде Черной Красавицы. Или Ребекки.
– Ты бы не смогла, – язвит он, бросая мне один из двух мотоциклетных шлемов, свисающих с руля. – Я тебе слишком нравлюсь.
Не знаю, что раздражает меня больше: наглость этого предположения или то, как мое лицо воспламеняется в попытке не дать чувствам волю. «Деловой подход, помнишь?» Я надеваю шлем так быстро, как только позволяют мои неумелые пальцы – лишь бы спрятаться от насмешливого взгляда.
На сиденье позади Кэза я забираюсь самым неграциозным из возможных способов: чуть не врезаясь коленями ему в спину, опуская ноги по сторонам.
– Спасибо, что