Взбешена, что мне далеко не все равно.
Когда наступает 17:00, я шлю ему последнее китайское предупреждение:
ок. слушай Кэз Сонг. если ты не ответишь в течение следующих десяти минут клянусь я напишу и выложу фанфик «от любви до ненависти» на 200 000 слов про тебя и кактус и это ВЗОРВЕТ интернет
Через десять минут я хватаю пальто и выскакиваю за дверь.
Хотя солнце уже скрылось за горизонтом и воздух достаточно прохладен, перед квартирой Кэза я оказываюсь изрядно вспотевшей.
Стучу в дверь и жду целую вечность. Пот уже стекает по затылку и бисеринками выступает над верхней губой.
Никто не отвечает, но тут я слышу: шарканье ног, слабый кашель…
Кэз внутри.
А потому я делаю то, что сделал бы любой хладнокровный, здравомыслящий, совершенно безразличный человек: барабаню обоими кулаками в дверь и начинаю орать достаточно громко, чтобы меня услышали в соседнем здании:
– Кэз! Кэз? Кэз Сонг. Я знаю, ты там – открывай, иначе клянусь…
Дверь без предупреждения распахивается, и я почти падаю головой вперед на грудь Кэза. В последнюю секунду в попытке не потерять равновесие окончательно хватаюсь за дверной косяк. Выпрямляюсь и небрежно смахиваю волосы с лица, как будто продемонстрировала общепринятый, нормальный способ появиться на пороге у того, кто игнорирует все твои сообщения.
– Господи, – говорит Кэз, оглядывая меня. – Элиза. Что ты здесь…
– Ты в порядке? – перебиваю я и моментально чувствую себя идиоткой. Очевидно, что он не в порядке: еле стоит на ногах, цвет лица призрачно-бледный, черные как смоль глаза сверкают лихорадочным блеском. А еще он одет в нечто вроде пижамы – кофту с логотипом одного из его старых сериалов и шорты, – именно это окончательно убеждает меня: что-то не так. В обычных обстоятельствах Кэз ни за что бы не надел подобный прикид.
Похоже, он осознаёт, что выглядит не очень, одновременно со мной, потому что внезапно отступает и принимается закрывать дверь.
– Извини, сейчас и правда неподходящее время…
Я хватаюсь за ручку, прежде чем он успевает полностью отгородиться от меня.
– Что?! Ты же не серьезно.
Но он не уступает, и несколько абсурдных секунд мы вдвоем просто стоим стиснув зубы и пихая дверь туда-сюда. Насколько же он ослаб, раз мы оказались равными соперниками!
– О боже, Кэз! – фыркаю я, костяшки моих пальцев на ручке успели побелеть. – Просто впусти меня…
– Нет.
– Да что с тобой? Ты болен, и тебе нужна помощь…
– Не нужна мне помощь. – Он говорит это так яростно, что моя хватка на секунду ослабевает. Я почти разворачиваюсь. Конечно, я не обязана быть здесь. Это – что бы это ни было – лежит далеко за пределами наших договоренностей. Но черт возьми, мне слишком небезразличен упрямый мальчишка по ту сторону двери, чтобы просто уйти.
– Кэз! Не будь таким упрямым.
– Это вовсе не упрямство. Я просто думаю… Я ценю, что ты пришла сюда проведать меня и все такое, но я правда думаю, что тебе лучше уйти. – В его голосе грубость или даже гнев, хотя не могу сказать, кто адресат: я или все-таки он сам. – Я… не хочу, чтобы ты видела меня таким.
С моих губ срывается недоверчивый смех.
– Сейчас не время красоваться. Мне совершенно пофиг, что ты в пижаме…
– Дело не в этом. Никто не должен видеть меня… таким.
– Каким?
Сквозь узкую щель в дверном проеме я мельком вижу его лицо. След уязвимости в его чертах. Тени под глазами. Кэз – самый помешанный на внешности человек из всех, кого я знаю, – похож на выжатый лимон.
– Ну же, – говорю я, толкая дверь чуть сильнее. – Думай об этом, как… о том, что делаешь мне одолжение. Если ты не впустишь меня и в конце концов умрешь, именно мне предъявят обвинение в халатности как последней, кто тебя видел. Вся моя жизнь будет испорчена из-за тебя.
Он закатывает глаза, но я чувствую, как дверь слегка поддается в его сторону.
– О’кей, но такого точно не будет.
– Я буду терзаться чувством вины, – продолжаю я, словно он ничего не сказал. – Полиция спросит: «Как вы могли просто бросить его там?» И мне придется объяснять: «Я не хотела, но он взял и захлопнул дверь у меня перед носом…»
Его рот сжимается.
– Ладно. Но для полной ясности – это твой собственный выбор. Мне не нужна помощь. Я в полном порядке. – И едва эти слова слетают с его губ, как он заходится в жестоком приступе кашля.
Я стараюсь не смеяться над ним, входя в его жилище. Сперва я думаю, что, возможно, все не так плохо, как я ожидала. Походка у него достаточно твердая, спина прямая и плечи отведены назад, будто он в разгаре съемок. Он даже не упускает случая проверить свою прическу в зеркале прихожей. Но, не успев дойти до комнаты, он покачивается и тут же сгибается пополам, одной рукой хватаясь за столик с вазой, чтоб не упасть. Его дыхание неровное, костяшки пальцев побелели, словно снег.
Мое сердце замирает.
– Вижу, насколько ты в порядке, – бормочу я, делая шаг вперед и обнимая Кэза одной рукой в попытке удержать на ногах. Его вес смещается на меня, и под ним я чуть не спотыкаюсь. – Ты… намного тяжелее, чем кажешься.
– Это все мышцы, – протестует он, с трудом держась прямо.
Боже, он еще и шутит!
Вместе нам удается пересечь коридор и войти в гостиную – медленно, неуклюже, как одна из пар в «трехногом забеге». И все же нам это удается. Когда я опускаю Кэза на ближайший диван, заботливо придерживая одной рукой его затылок, а другой – талию, я изучаю взглядом комнату. В ней больший бардак, чем две недели назад, во время моего визита: на подушках разбросаны вещи, а на журнальном столике лежат раскрытые сценарии с пометками. И никаких признаков его родителей. Нет даже платка или лишней пары тапочек.
– Они оба