И мое сердце падает. Разбиваясь при ударе.
Потому что это его профессиональная улыбка – та самая, которой он одаривает незнакомцев, фанаток и репортерш вроде Рейчел: уголки губ лишь слегка приподняты, ямочки на щеках не видны.
Это не должно бить так больно. Я должна просто радоваться, что после всего, что произошло между нами, он все еще соблюдает уговор. И все же, заставляя себя улыбнуться ему в ответ, когда он садится рядом со мной – так близко, что его плечи почти касаются моих, – я не могу избавиться от ощущения, что в моей груди застрял кинжал, с каждой секундой погружающийся все глубже.
– Так приятно видеть вас вместе, – вещает Рейчел, пристраиваясь в кресло напротив нас, аккуратно сложив руки поверх юбки. – Я уверена, вы уже слышали это миллион раз, но вы и правда самая прелестная пара.
«Просто улыбайся и подыгрывай, – командую я себе, подавляя желание взглянуть на Кэза, оценить его реакцию на эти слова. – Все это скоро закончится».
Но интервью тянется вечность. После длинного, лестного вступления, охватившего все – от моих культурных корней до школ, которые я посещала, и того, как именно завирусилось мое эссе, – Рейчел, еще шире сияя улыбкой, переходит к актерской карьере Кэза.
– Ты играл главные роли во множестве популярных сериалов, не так ли? – говорит она, перечислив их все. – От романтических дорам до исторических сериалов в жанре сянься.
– Ага, верно. – В отличие от меня, Кэз явно чувствует себя на интервью как рыба в воде; его ответы звучат гладко и легко – результат многолетней практики, постоянной жизни в центре внимания. Но в его теле нехарактерная напряженность – которая, хотя и вряд ли заметна зрителям, натянута в тесном пространстве между нами, как тугая струна.
«Может, – осмеливаюсь я подумать, – это бесит его точно так же, как и меня: сидеть так близко друг к другу, делать вид, словно все отлично, будто мы встречаемся и влюблены, когда мы не разговаривали уже больше недели…»
– А что думаешь ты о его работе, Элиза? – спрашивает Рейчел. – Ты часто смотришь фильмы с его участием?
Я моргаю, не подготовленная к подобным вопросам.
– Эм-м… – Я прочищаю горло. – Смотрю, конечно смотрю. Часто. Он в них великолепен. – Вот это точно не было ложью, Кэз правда великолепен в своих фильмах, и к настоящему времени я посмотрела все с его участием, включая его самую первую, второстепенную роль телохранителя принца из драмы о дворцовой жизни.
Уже тогда он был прекрасен.
– Как насчет тебя? – Рейчел вновь обращается к нему, прерываясь, чтобы сделать невероятно маленький, элегантный глоток воды, затем еще один, словно специально растягивая интервью как можно дольше. – Ты бы назвал себя поклонником творчества Элизы?
– Да, – тихо говорит Кэз, и в этот раз я не могу сдержаться, чтобы не глянуть мельком на его лицо. Хотя своими темными, спокойными глазами он смотрит прямо перед собой, под этой маской невозмутимости кроется едва уловимое, сложное переплетение эмоций, нечто такое, что заставляет его следующие слова звучать как признание. – Я всегда был ее поклонником.
– О, как прелестно, – воркует Рейчел, затем добавляет что-то еще о моих постах для блога на «Крейнсвифте», но я едва слышу ее.
Я вспоминаю слова Кэза:
Ведь когда мы впервые увиделись по-настоящему, ты сидела через две парты передо мной на английском, учитель зачитывал одно из твоих эссе…
А затем – будто я случайно открыла какое-то хранилище запретных, похороненных воспоминаний – все сказанное им после этого тоже возвращается обратно ко мне.
Я хочу, чтобы это было по-настоящему.
Библиотека словно кружится, нагретый воздух окутывает меня, огни съемочных камер ослепляют, фиксируя малейшую вспышку эмоций, сменяющихся на моем лице. Пространство между мной и Кэзом отчего-то кажется одновременно и ничтожней, и шире, чем когда-либо.
– …в порядке, Элиза? Хочешь воды?
Когда я поднимаю взгляд, Рейчел, Кэз и вся группа съемки пристально смотрят на меня, выражения их лиц отражают смесь недоумения и тревоги. В основном недоумения. Самым встревоженным выглядит Кэз – однако лишь на краткий миг, затем его подбородок твердеет, и черты лица разглаживаются вновь. Я не могу этого вынести. Не могу, но обязана. Нужно доиграть спектакль до конца.
– Простите, – говорю я, отрывая взгляд от Кэза. – Просто… эм-м… на секунду отвлеклась. Я в порядке.
– О, ну что ж, мы и правда долго беседуем, не так ли? – Рейчел с легким удивлением глядит на свои часы. – Не волнуйся, скоро будем заканчивать.
Не успела я тихо выдохнуть от облегчения, как она открывает свою сумку и достает оттуда ламинированные листы.
– Что?.. – начинаю я.
– Просто мы решили опробовать кое-что забавное, – весело поясняет Рейчел, бросая их мне, и становится понятно, что это сценарий.
Я изучаю его, и мое сердце спотыкается при каждом ударе. Переведенные с китайского строки – популярная сцена из недавней дорамы, где Кэз играл короля-призрака, на протяжении десяти жизней отчаянно влюбленного в изгнанную принцессу. И это не просто известная сцена – это знаменитая сцена признания, действие которой происходит сразу после того, как герой Кэза ради спасения принцессы передает ей свои способности. Скриншоты и цитаты из этого эпизода заполнили все соцсети.
– В общем, нам хотелось бы, чтобы Кэз воспроизвел эту культовую сцену с тобой, – говорит Рейчел и подмигивает. А может, просто что-то застряло в ее накладных ресницах. – И да, я знаю, что ты не актриса, Элиза, но твоих реплик совсем немного. К тому же, – добавляет она, ухмыляясь, – поскольку Кэз твой парень, актерской игры особо и не потребуется.
«Пожалуй, во мне больше от актрисы, чем вы думаете», – с пересохшим ртом думаю я.
К моим губам подступает невнятный протест, но я проглатываю его, не придумав, как его сформулировать, не вызывая подозрений. К тому же для Кэза, похоже, вовсе не проблема разыграть одну из самых своих драматичных, романтических сцен прямо здесь, со мной. Он лишь бросает взгляд через мое плечо на сценарий, повторяет строки про себя пару раз, кивает и говорит:
– О’кей. Не вопрос.
Я замечаю, как сразу после он нервно сглатывает и напрягает пальцы над подушками дивана, но это все равно ничто в сравнении с паникой внутри меня. Я честно не уверена, как долго еще смогу хранить самообладание, прятать боль, прежде чем распадусь на части.
– Как только будете готовы, – объявляет Рейчел и машет, чтобы камеры переместили ближе.
Кэз встает с дивана и тут же опускается передо мной на колени, прямо на пол библиотеки, вживаясь в роль,