Что ж, пришло время для антикризисных мер.
Вернувшись домой, я быстро пишу электронное письмо Саре Диаз, сообщая, что у меня появилась идея для новой статьи – совсем другой, гораздо большей по объему и идущей от самого сердца.
И это правда.
С тех пор, как мы с Кэзом оказались в больничном чулане, в глубине моей души зреет идея – рискованная и абсолютно пугающая, но я начинаю понимать, что большинство самых ценных вещей такие и есть.
Около полуночи приходит ответ Сары:
Жду с нетерпением!
Получив «зеленый свет», я сразу же принимаюсь за дело. Создаю новый текстовый документ с именем «В_ЭТОТ_РАЗ_ПО-НАСТОЯЩЕМУ. docx», открываю его и начинаю с самого начала…
Домашка по английскому, которую пришлось переделывать, потому что мы с учителем не смогли понять друг друга.
Родительское собрание.
Столкновение с Кэзом в полутемном коридоре.
Каждая неловкая, волнительная, смешная деталь…
Это признание, извинение и история любви в одном флаконе, и чем больше я пишу, тем больше понимаю, как ошибалась раньше. Писательство – не разновидность лжи, по меньшей мере далеко не лучший ее способ, не тот, который должен вызывать эмоциональный отклик. Это средство рассказывать правду. Как прекрасную, так и уродливую.
А еще мне приходит в голову, что возможно – лишь возможно, – далеко не все в том первом эссе следует считать ложью. Возможно, какая-то маленькая, слабая часть меня хочет быть желанной, держаться за руки с кем-то чудесным под темнеющим небом, слышать чужое дыхание эхом своего, гулять по аллеям Пекина и любоваться, как идеально смотрятся две тени рядом.
Нет, маленькая, но не слабая. Вот что мне нужно вбить себе в голову. Надежда – это не слабость. Это кислород, проем в окне, бледный луч лунного света в пыльной комнате.
Возможно, мне следует научиться приглашать ее в гости почаще.
Отложив статью, я переключаюсь на интерьер своей комнаты. Первым делом решаю перекрасить стены в голубой цвет.
Эмили с Ба приходят на помощь. Мы врубаем музыку на ноутбуке, надеваем выуженные из коробок старые плащи, устилаем пол старыми газетами и красим, красим, красим. Эмили самозабвенно погружается в дело. Ее кисть порхает по белой поверхности, разбрызгивая капли на ее розовые щечки и босые ступни, так что пальцы на них словно принадлежат инопланетянке. Несомненно, ей еще прилетит за это от Ма, но Ба просто смеется. В его волосах тоже заметны пятнышки краски. И в морщинках на лице, когда он улыбается.
Отвечаю ему улыбкой, благодарная за все.
Мы заканчиваем красить за час до обеда и хором застываем, любуясь результатами своей работы. Я выбрала яркий, жизнерадостный оттенок, похожий на весеннее небо за окном. И на свежераспустившиеся васильки. А сейчас, когда солнце висит в небе прямо напротив окна, подсвечивая всё изнутри, стены выглядят почти бирюзовыми – цвета океана на мелководье или воды в открытом бассейне.
Хочу просыпаться каждый день и, открыв глаза, чувствовать то же, что и в этот миг. Счастье. Надежду.
Когда краска высыхает, я вешаю под потолком заказанную через интернет гирлянду и аккуратно размещаю на стене рядом с кроватью подборку фотографий.
На первых нескольких кадрах я с Зои. Неудержимый хохот перекашивает наши лица, а руки держатся за бока. Есть и другие снимки: замерзшее озеро комплекса зимой; моя семья, собравшаяся вместе в рыбном ресторане; здания школы «Уэстбридж» на закате и ярко-розовое небо над внутренним двором. Селфи с Кэзом в тот день в парке Чаоян: мои губы касаются его щеки, он распахнул глаза в легком изумлении.
Рассматриваю снимки на стене и снова ложусь на мягкие покрывала, и это странное, нежное чувство в моей груди – чувство, что я дома.
Я опять сижу на крыше, но уже не одна.
– Приветик.
Кэз Сонг с папкой в руке плюхается рядом со мной на качели. Он ухмыляется, и я не могу понять, случилось что-то невероятное или он просто рад здесь быть. В смысле, сама-то я улыбаюсь как идиотка именно по последней причине. Странно, как по-новому все ощущается и знакомо одновременно, будущее простирается перед нами, как просторная сверкающая дорога. По-новому – потому что я больше не боюсь открыться ему, а может, даже и другим людям – я уже запланировала шопинг с Саванной и пообедать на следующий день с друзьями Кэза.
И знакомо, потому что рядом он.
– Что это? – спрашиваю я, кивая на папку.
– Заявление в колледж.
– Я думала, что уже помогла тебе написать их все, – недоумеваю я.
– Это кое-что другое. – Он барабанит по папке двумя пальцами – маленькая привычка, о которой, наверно, немного кто знает, – а затем протягивает мне, чтобы я прочла. – Вот это… это для Пекинской киноакадемии.
Мне требуется мгновение, чтобы осознать услышанное. Затем мои глаза расширяются.
– Кэз! Погоди, ты имеешь в виду…
– Я много думал о том, что ты сказала, – объясняет он, когда я открываю папку и начинаю внимательно перелистывать страницы.
Они уже заполнены его неряшливым почерком. В моей груди разливается тепло. Я знаю лучше, чем кто-либо, как трудно показывать свое творчество другим, насколько уязвимым это тебя делает.
– И мне по-прежнему хочется получить высшее образование, – продолжает он. – Я уверен в этом, но думаю… лучше все-таки изучать то, что меня реально интересует, не так ли? Ее окончило огромное количество известных актеров.
– О боже мой! Кэз! Это потрясно!
Он жмет плечами и трет рукой затылок, словно это сущая ерунда, но не может полностью сдержать улыбку.
– Хотя мне может понадобиться твоя помощь. Ты не обязана ничего писать – просто прочти, скажи, что думаешь, если это не слишком сложно…
– Конечно, я помогу. – Едва не начинаю оправдывать это пунктом из нашего уговора или тем, как я обожаю редактировать чужие заявления в колледж, но быстро вспоминаю, что нам больше не нужно притворяться. Мы оба можем просто быть самими собой, это облегчение и острый восторг одновременно, лучшее чувство на свете. – Кэз, я хотела бы, чтобы ты доставлял мне неудобства. Я не буду возражать, даже если ты будешь доставлять мне неудобства до конца моей жизни.
– Спасибо. – Его голос почти смущенный. – Я серьезно твой должник…
Я поднимаю руку, прежде чем он успевает сказать что-то еще.
– Эх, хватит быть таким вежливым. Это меня пугает.
Он усмехается.
– Ладно, ты бы предпочла, чтобы я тебя вообще никогда и ни за что не благодарил?
– Видишь? – Я указываю на него пальцем, а он делает вид, что отмахивается. – Вот такой настрой гораздо лучше.
– Ты иногда такая странная, – говорит он,