Он получил полчаса этого блаженства, прежде чем Леди перерезала нить, на которой он висел над пропастью, и привела своего жеманного сынка и шестерых лжесвидетелей по сфабрикованному обвинению в изнасиловании. Так что теперь эта женщина держала его в своей власти, как быка, которого ведут на рынок за кольцо в носу. Он так погрузился в свои мысли, что едва заметил лебезящего рядом официанта. Пенденнис редко бывал в Полкуме — у него не было времени на подобные вещи, — но официант узнал лорда-мэра, едва его увидел.
Пенденнис позволил проводить себя к столику и заказал чай. Затем он последовал инструкциям, которые пришли вместе с пакетом документов, доставленным ему в вечер его званого ужина. Документами были копии показаний шести свидетелей о том, что он, Натан Пенденнис, в воскресенье, 31 марта 1793 года, совершил жестокое и постыдное преступление — изнасилование леди Сары Койнвуд из Койнвуд-холла в Стаффордшире. Их прислали в качестве напоминания. И они сопровождались письмом от самой женщины, в котором говорилось, что от него требуется.
Это было довольно просто. Он выпил чай и ни с кем не разговаривал. Он смотрел, как леди Сара оплатила свой счет и покинула комнату. Он подождал ровно десять минут по часам. Оплатил счет и вышел.
Он вышел на террасу и увидел ее сидящей на скамейке с книгой. Он подошел и сел рядом. Он не пытался заговорить. Пять минут спустя она встала и быстрым шагом направилась к «Садам Наслаждений» мистера Цицерона. Пенденнис последовал за ней. Она заплатила и вошла. Он заплатил и вошел. Сады были полны укромных уголков и беседок, где можно было вести частные беседы.
Чуть более часа спустя леди Сара покинула «Сады Наслаждений». Пятнадцать минут спустя, по его часам, Натан Пенденнис покинул «Сады Наслаждений». Любой, кто его знал, сказал бы, что он помолодел на десять лет, и какая-то безумная радость вселилась в него. Он едва сдерживался, чтобы не подбросить шляпу в воздух, и он, кто никогда не давал на чай, оставил в дрожащих руках привратника мистера Цицерона полсоверена. Привратник зарабатывал всего десять шиллингов в неделю и едва мог поверить своей удаче, глядя, как Пенденнис ковыляет по улице, пытаясь придать своей грузной походке мальчишескую развязность.
Позже леди Сара снова взглянула на список и отложила перо. Теперь список выглядел так:
Флетчер
Мировой судья Форстер
Полмутский купец Пенденнис
Солиситор Ричард Люси
Книготорговец Тейлор (и жена)
Констебль мистера Форстера
Два брата констебля.
10
Как только я уладил дела с Люсиндой, жизнь пошла на лад просто чудесно. На людях она продолжала скользить по дому с задранным носом и смотреть на меня свысока. Она всегда обращалась ко мне «сэр» или «лейтенант», но стоило наступить ночи и дому уснуть, как она стучала в мою дверь, и я тут же становился «милым» и «сладким». Правда, это случалось не каждую ночь. Ей приходилось быть осторожной. По крайней-мере, так она мне говорила.
Дела пошли на лад и в другом смысле, чего я и вообразить не мог. На следующий день после того, как мы с Люсиндой совершили наши первые эскадренные маневры, в дом пришло письмо от некоего Генри Нокса, который был не кем иным, как военным министром янки, тем самым человеком, которому президент Вашингтон поручил восстановить флот США. Нокс был старым другом семьи Куперов и по уши в долгах у папаши Купера за взносы на взятки и расходы, которые и помогли Ноксу получить его нынешнюю должность. И это показывает две интересные вещи. Во-первых, как ловко вела дела семья Куперов, и, во-вторых, что при всех заверениях янки в демократии и равенстве, колеса власти в их стране вращались на удивление похоже на те, что в Англии.
Я говорю это потому, что темой письма было неофициальное подтверждение того, что молодой Купер получит командование «Декларейшн оф Индепенденс» в звании капитана первого ранга. Все формальности последуют: патент, подписанный президентом, ордер на набор команды, деньги на оплату верфи… и так далее. Но с письмом Нокса дело было решено.
Купер получил свое письмо за завтраком и принялся плясать по комнате в своем халате из китайского шелка.
— Флетчер, мой мальчик, — воскликнул он, — только погляди! Только погляди! — и он сунул мне в руки письмо с такой счастливой улыбкой на лице, что на мгновение я искренне за него порадовался. А потом его понесло: — Ну, теперь-то я покажу этим лайми! — сказал он и залился смехом, осознав, что ляпнул.
— О! — сказал он, хлопая меня по плечу. — Ты ведь не обижаешься, старина?
Через его плечо я видел, как Люсинда передразнивает его, выпячивая губы, словно для поцелуя, и подергивая грудью у него за затылком. Это рассмешило меня, и Купер подумал, что я смеюсь вместе с ним, но это было не так. Я не забыл, кто отнял у меня корабль, и не видел причин радоваться, что он получил командование побольше, чтобы делать то же самое с другими.
После этого он молниеносно оделся, велел подать карету и умчался на верфь Хартов, чтобы привести все в движение. Получив командование, он до смерти боялся, что мир объявят прежде, чем он сможет вывести корабль в море и чего-нибудь на нем добиться. Он все еще натягивал сапоги, выпрыгивая из парадной двери.
— Ты действительно не хочешь поехать, Флетчер, старый друг? — спросил он. — Я был бы очень признателен за твой добрый совет насчет моих орудий.
— Нет, благодарю, Купер, — ответил я, — моя рана снова ноет, и я думаю отдохнуть этим утром.
Я подмигнул Люсинде, когда он уходил. Мне уж точно не хотелось снова осматривать с ним его драгоценный корабль. Напротив, я надеялся «осмотреть» Люсинду. Но тут мне не повезло. Дом был полон слуг, и она сказала, что Купер может вернуться в любую минуту. И она была права. Она проработала на него два года и знала его настроения.
Купер был